через такой огромный отрезок времени. Между нами было слишком много пустоты. Но я была точкой, и скала была точкой, и мы были точно запутанные частицы, и воздействовать на одну из нас значило одновременно воздействовать на другую, неважно, как далеко мы находимся друг от друга.
Потом вернулась гравитация, а вместе с ней – время, миллиарды лет, десятки и десятки миллиардов – хотя нет, даже Вселенная не настолько стара.
Ответ был тише шепота, но так очевиден: эта Вселенная – да. Но начни выстраивать из них цепочку – и у тебя получится очень интересная система.
Неважно, откуда я это знала. Как я вообще смогла такое пережить? Хрупкий человеческий рассудок не способен прикоснуться к подобным вещам, воспринять их, испытать их, ощутить их целиком и продолжать после этого функционировать. Где бы сейчас ни находилось мое тело, оно, должно быть, пускало слюну, если, конечно, давным-давно не сгнило вместе со всеми своими шрамами.
Ответ снова был очевиден: в детстве меня на это настроили. Я уже соприкасалась с этим измерением, и с той поры оно просачивалось в меня, в то время как я изначальная – та, кем я должна была стать, – понемногу отслаивалась и улетучивалась сквозь сухое пятно, которое тоже было своего рода шрамом.
А потом я снова начала падать – недолго, но с достаточной высоты, – и с громким шмяком плюхнулась задницей на землю.
Она меня оттащила. Бьянка меня оттащила.
Она уселась рядом со мной и обнимала меня, пока я пыталась подняться, способная лишь на жалкое барахтанье. И – о боже… я и правда пустила слюну.
– Я боялась, что она отнимет тебя у меня, – сказала Бьянка. – Мне кажется, это может случиться с кем угодно. Не только со мной.
Она баюкала меня так, как мне хотелось при первой нашей встрече, и все, что я видела, глядя на нее, – земную мать с коричневой кожей и мягкими бедрами, которая могла помочь мне снова стать прежней.
– Я ведь говорила, что почти ничего не помню о детстве, и знаю только то, что мне рассказывали?.. – спросила она. – Но один день я все-таки запомнила.
Но никакой прежней меня уже не было, так ведь? Оставалось лишь то, чем я была сейчас.
– Мы были на озере, и родители потеряли меня, пока я лежала под водой, на дне, как мне нравилось. Я провела там столько времени, что мне уже не хотелось дышать. Хоть я и была очень маленькой, но понимала, что это важно. Важнее этого не было ничего. Я знала, что если я задержусь здесь еще немного, то никогда больше не выйду на сушу. Я просто заплыву глубже и стану той, кого пыталась вспомнить. Я хотела этого. Но и боялась тоже. Поэтому я всплыла. Когда я вышла на берег, мама удивилась, увидев меня. Она так давно потеряла меня из виду, что решила, будто я ушла в туалет или к палатке с едой. Вот почему я знаю, что не придумала все это. Я и правда провела на дне столько времени.
Я посмотрела на нее, и парадоксы догнали меня. Порой Бьянка выглядела очень юной, будто студентка колледжа, круглолицая и пухлощекая. Так почему же в тот момент она казалась такой невообразимо старой?
Она глядела на
