панаму и двинулся сердито-расхлябанной походкой в сторону стартовой батареи. Рядового Лешего он там, разумеется, не встретит. А значит, стоять на тумбочке со штык-ножом суждено рядовому Клепикову – он сейчас возле курилки верблюжью колючку вырубает.
Лёха тем временем шевельнулся.
– Говорил же: лежи не двигайся… – упрекнул он.
– Как это ты?..
– Молча!
– Да я заметил, что молча… Ты что, глаза отводить умеешь?
Лёха вздохнул:
– Когда-то умел…
– Эх ни хрена себе! А сейчас это что было?
– А сейчас, видишь, замереть пришлось. Вот если бы в лесу… Там хоть пляши – никто не заметит. А тут чуть шевельнулся – вмиг углядят!
– То есть в лесу, значит, попроще…
– Ну а как же!
– А ты не из цыган, Лёх?
– Из леших я…
Тут со стороны солдатского городка подкатил третий самосвал – и взялись мы снова за лопаты.
С этого дня мы с Лёхой как бы поменялись ролями: уж больно показалась мне интересной эта наша новая игра в лешего. Я спрашивал – он отвечал. Я его ловил на вранье, а он выкручивался. И выкручивался, доложу я вам, виртуозно.
Следовало, правда, выбирать для таких бесед место и время. А то, помню, перепугали однажды чуть не до полоумия «шнурка»-узбека из нашего призыва. Послушал он нас, послушал, потом вскочил с груды только что разгруженного щебня и жалобно закричал:
– Д-дураки!..
И кинулся прочь.
С тех пор поостереглись. Если и развлекались подобным образом, то наедине, без лишних ушей.
– Значит, говоришь, скорчил ты его морду… И сейчас тоже корчишь?
– Да как тебе сказать… Привык за два месяца. Вроде приросла…
– Ладно! А кого-нибудь другого скорчить – слабó? Рядового Горкушу, к примеру…
– Ну его на фиг! – По-моему, Лёха даже содрогнулся слегка, представив такую попытку.
– Хорошо, не Горкушу… – поспешил исправиться я. – Меня давай.
– Я что, за всех служить подряжался? – вспылил он. – Мне вон одного Лёхи Лешего за глаза хватает!
– Нет, ну я ж не прошу тебя в самом деле прикинуться! Я спрашиваю: можешь или нет?
– Да хрен его теперь разберет… – отвечал мне с тоской рядовой Леший. – Иногда кажется: совсем разучился. После карантина напрочь все отшибло. Даже пробовать боязно…
– А вообще трудно служить? – сочувственно спросил я.
– А то сам не знаешь!
Забаву пришлось прервать. Дверь столовой открылась, и вошел старшина Лень. Оглядел столы с перевернутыми лавками на них.
– Не понял!.. – взмыл его звонкий зловеще-ликующий голос. – Это что за пол такой? Вы его мыли, нет?
– Два раза перемывали, товарищ старшина!
– Хреново перемывали! Тряпку в зубы – и вперед!
Вышел.
Пол взбрызнули и протерли. Главное – что? Главное, чтобы
