пирушках делитьЯства, хлебы и вина, а нищим и незачем крыться.
Лишь одна только речь дарованна, сама говори,
Благо молви хотя с отражением в течной лепнине,
Грозно сирины, видишь, летают, ползут в словари
Сов и змей изумрудных кольцовья всеприсно и ныне.
Вероятно, рыдая над титульным желтым листом,
Лепестки роз бордо запоздалой слезой обжигая,
Ты представишь, как ангелы держат зерцало над ртом
У меня и горит в изголовье свеча ледяная.
«Хватит злати пустым очесам…»
Хватит злати пустым очесам,
Соцветенья ночные кружат,
Где темно Циминийским лесам,
Наши белые кости лежат.
Богоразно – полыни алкать,
Запрокинуты лики иль ниц,
Время в царствии мертвых искать
След расписанных в кровь колесниц.
Каждый был и целован, и зван,
Приглашений тех сны тяжелей,
Мироволен всекрылый рыдван,
Днесь и девы под желчью лилей.
Во серебре червленом венки
Перебелят у Смерти снопы,
Горечь слез соберут в туески
И узрятся чрез пурпур столпы.
Ах, Господь, страстотерпцы молчат,
Разве ангелы знают одни,
По каким целинам расточат
Наших вежд золотые огни.
«Зачем долокопы готовят могилу…»
Зачем долокопы готовят могилу,
Без них я в земельку пуховую лягу.
Возьми, Господ-Бог, покаянную силу
И в душу плесни свою звездную брагу.
Всё роют и роют мне ямину братья,
Всё кличут кормильца вороны с погоста,
И розы лелеют в росе до распятья,
Ан руки прожгла родовая короста.
Скорей истреби мою душу живую,
А если она возжелает скитаться
За гробом, тогда, яко тварь цирковую,
Юлою заставь меня в смерть воплетаться.
Не знали мы здесь на земле, что изгои
Небесные кровушкой плачут и плачут,
И в дикие маки, и в чермны левкои
Стопы исколотые горестно прячут.
Противится тщетно землица Отчизны,
Пробьют ее глину кривыми ломами
Да справят по всем развеселые тризны,
Престол Твой всесветлый счернивши дымами.
И я принесу Иисусу гостинец,
Так много страдал Он и гвозди поныне
Сидят в Его дланях – вот мальчик-с-мизинец,
Пускай улыбнется распятый Твой Сыне.
Пусть губ Его белых коснется веселье,
С Креста низойдет Он хмельной да не пьяный,
И гроб мой на праздник великий по келье
Закружит, как лист хороводно-багряный.
Четвертый архаический этюд
Вот и грянула Смерть и, Господе, люта ж,
Нету жития в нас, а одно достигает
И премашет косой, и восходит в кураж,
В нощнозвездный Аид царичей низвергает.
Не отпели
