не спасете,Всеиные глушцы-ангелочки мертвы,
Вот ведь как без рожков агнцев Божьих пасете.
Ни любови алкать, ни взыскати зело
Не придется теперь, источился тот зарев,
В нищетлумных шляхах горемыков свело,
Женихов и невест, в терем въехавших царев.
И родных не позвать – испросити хвалы,
Виждьте, матерь-отец, лепоту предеяний,
Вас утешить желал: побирайте столы,
Мы с Христосе несем торбы гробных даяний.
«Как страстная неделя темна…»
Как страстная неделя темна,
Огонек и в четверг не засветит,
Истомила нас кровью она,
И за кровь ли Христос всеответит.
Свечки ясные тихо снесем
Ко застолию тайному внове,
И расскажем Ему обо всем,
Пусть узрит ложеимных во Слове.
Были чаянья наши жалки,
Мы теперь обличающе ницы,
И со крови лиются цветки,
Ими красен лишь пламень седмицы.
«Изъявляется сын чрез томительный мрак…»
Изъявляется сын чрез томительный мрак
И молчит, и сбледневшие усны
Открывает, а молвить не может никак,
Ангелочки всегда неискусны.
Ах, он хочет поведать о бедах своих,
Только лиха довольно и в небе.
Будем жити и кровию жаловать их,
Забывать о вине и о хлебе.
Окропили самих во купельной реке,
Всё глядим, как сыночек играет,
Предержит расписную игрушку в руке,
А другою слезу вытирает.
Отмахнет Михаилка алмазным копьем
Изо смерти и жизнь мы искупим,
И венок со чешуйных ромашек довьем,
И Господний порог переступим.
«Летают Божии голубки…»
Летают Божии голубки,
Их осеним двумя перстами
И мертвых тягостные кубки
Сольем под ровными крестами.
Как нечем с Господом делиться,
И нечем вербницу преславить,
Мы будем тихо веселиться
И во спасение лукавить.
И станут кровию те вина,
О коих ангелы не мнили,
И всякой вербы сердцевина
Завьется пламенем из гнили.
«Много ль трачено слез на последний псалом…»
Много ль трачено слез на последний псалом,
Кровь ушла во письмо и счернились калики,
Только чезнем, Господь, за атласным столом,
Отходную Твои ныне грянут музыки.
Вянут наши цветы, страшно вянут оне,
Белы девы влекут мертвецов ко церкови,
А левконий и роз бутоньерки в огне,
Василечки темней царедворной любови.
Ровно лета горят доле смерти самой,
Всякий точится мир доле житий бесправных,
И пришли мы, Господь, каждый с нищей сумой —
Сквозь терницы узри нищебродов потравных.
Ноябрь, 1980
