биографии, участие в важных проектах, компетенция, возможность иметь что-то общее с Поплавским – и не только в рабочее время. Людей опрашивали, напряжение витало в воздухе, в коллективе складывалась совершенно нетерпимая атмосфера…
Супругу Поплавского, проживающую на улице Карла Маркса, неподалеку от УКГБ, Кольцов навестил лично. Женщине было сорок с небольшим – очевидно, ровесница мужа. Она неплохо сохранилась, но сегодня выглядела не ахти. Нездоровый цвет лица выдавал переживания. С запавшими глазами, в мятом домашнем костюме, с немытыми волосами, собранными в пучок – она делала вид, что увлечена удалением пыли с пианино. Квартира была просторной, со вкусом обставленной.
– Вы знаете, где ваш муж, Раиса Дмитриевна? – вкрадчиво поинтересовался Кольцов.
– В поездке за границей… – Женщина побледнела, но с упорством продолжала тереть тряпкой крышку пианино. – Он поехал на симпозиум, что-то связанное с обменом техническими достижениями.
– Это не так. Мне кажется, вы в курсе – ведь земля слухами полнится. Ваш муж сбежал во Франкфурте от куратора группы, сутки не объявлялся, а потом стало известно, что он просит политическое убежище.
Женщина села на стул, комкая тряпку. Слезы потекли по впалым щекам.
– Мне очень жаль, Раиса Дмитриевна, это правда. Здесь нет искажения, каверз со стороны КГБ или чего-то подобного. Ваш муж длительное время передавал на Запад засекреченную информацию, а когда его обложили, поспешил скрыться. Фактически он вас бросил, потому что назад не вернется. В родной стране его бы ожидала исключительная мера наказания.
– Простите, я не могу… – Женщина ссутулилась, уткнула лицо в ладони, зарыдала.
Михаил сходил на кухню, принес стакан воды. Она стала пить жадными глотками, осушила стакан до дна.
– Извините, я сейчас буду в порядке…
Михаил терпеливо ждал. Над пианино висело семейное фото в рамке. Высокий мужчина с пышной шевелюрой, в которой поблескивала седина, обнимал Раису Дмитриевну, и оба очень мило улыбались. Из-за плеча Алексея Львовича выглядывала симпатичная девчушка лет семнадцати и потешно гримасничала. Снимку было года три. Вряд ли гражданин Поплавский с тех пор сильно изменился.
– Я в порядке, простите. – Женщина подняла голову, глубоко вздохнула. Серые глаза смотрели с печалью, в них сквозила обреченность. – Мне тоже будет предъявлено обвинение как члену семьи предателя Родины?
– Эти времена прошли, Раиса Дмитриевна. Алексей Львович ничего вам не рассказывал о своей работе? О каких-то посторонних делах, связанных с его деятельностью?
– Никогда, – ответила женщина. – То есть вообще никогда. Бывало, приходил уставший, еле ноги волочил, рассказывал о своих коллегах – о всяких забавных случаях из жизни, иногда уезжал в командировки… Но о самой работе ни слова не говорил, ведь он давал подписку о неразглашении,
