рутил педали, не сворачивая, он пролетал через частокол света и тени и улыбался, как можно улыбаться только летом, когда у тебя каникулы. Такой подросток мог бы развозить газеты, что, кстати, он и делал: доставлял подписчикам «Клэрион», выходившую в Санто-Донато. А еще такой подросток мог бы продавать за небольшое вознаграждение поздравительные открытки, что, кстати, он тоже недавно делал. На открытках впечатывали фамилию заказчика – ДЖЕК И МЭРИ БЁРК, или ДОН И САЛЛИ, или МЁРЧИСОНЫ. Такой паренек мог бы насвистывать во время работы, и, надо сказать, Тодд частенько насвистывал. Причем довольно приятно. Его отец, инженер-строитель, зарабатывал сорок тысяч в год. Его мать окончила колледж по специальности «французский язык» и познакомилась с будущим мужем при обстоятельствах, когда тому позарез нужен был репетитор. В свободное время она печатала на машинке. Все годовые аттестаты Тодда хранила в специальной папке. С особым трепетом относилась к аттестату за четвертый класс, на котором миссис Апшоу написала: «Тодд – на редкость способный ученик». А разве нет? Одни пятерки и четверки. Он мог еще прибавить – учиться, скажем, только на пятерки, – но тогда кое-кто из его друзей мог бы подумать, что он «немножечко того».
Он затормозил у дома номер 963 по Клермонт-стрит. Неприметный домик прятался в глубине участка. Белые стены, зелененькие ставни и такого же цвета отделка. Перед фасадом живая изгородь, хорошо политая и подстриженная.
Тодд откинул со лба прядь волос, спешился и покатил велосипед по цементной дорожке, что вела к крыльцу. Улыбка не сходила с его лица – открытая и обворожительная, она как бы предвосхищала приятную встречу. Носком кеда он опустил велосипедный упор и вытащил из-под багажника сложенную газету. Это была не «Клэрион», это была «Лос-Анджелес таймс». Он сунул газету под мышку и взошел по ступенькам. Справа звонок, под ним две аккуратно привинченные дощечки, закрытые от дождя пластмассовыми накладками. Немецкая предусмотрительность, подумал Тодд, и еще шире улыбнулся. Такое могло прийти в голову только взрослому, и Тодд мысленно похвалил себя. Не в первый раз.
На верхней дощечке:
На нижней:
Тодд, улыбаясь, нажал на кнопку.
Звонок, едва слышный, отозвался в недрах дома. Тодд приложил ухо к двери – тишина. Он взглянул на свой «Таймекс» (часы в числе прочего ему вручили за распространение поздравительных открыток) – двенадцать минут одиннадцатого. Пора бы и встать. Сам Тодд вставал не позднее половины восьмого, даже в каникулы. Кто рано встает, того удача ждет.
Он подождал полминуты и, не дождавшись шагов, нажал на звонок. Через семьдесят одну секунду, по часам, послышались шаркающие шаги. Домашние тапочки, определил он по звуку. Тодд постоянно прибегал к дедуктивному методу. Он мечтал, когда вырастет, стать частным детективом.
– Да слышу, слышу! – донесся сварливый голос человека, выдававшего себя за Артура Денкера. – Сейчас! Хватит трезвонить! Сейчас, говорю!
Тодд отпустил кнопку звонка.
Звякнула цепочка, лязгнул запор. Наконец дверь открылась. На пороге стоял старик в заношенном халате с загнувшимся воротом и лацканом, выпачканным соусом – не то чили, не то кетчупом. Между пальцев тлела сигарета. Тодд подумал, что старик похож на Альберта Эйнштейна и одновременно на киноактера Бориса Карлоффа. Длинные седые волосы, отдававшие желтизной, которая вызывала ассоциацию, увы, не со слоновой костью, а с никотином. Лицо морщинистое, помятое после сна. Не без неприязни Тодд про себя отметил, что у старика двухдневная щетина. «Выбритое лицо – это солнышко в пасмурный день», – любил говорить отец, брившийся и в будни, и по выходным.
На Тодда настороженно смотрели глубоко запавшие, с красными прожилками глаза. И опять секундное разочарование: этот тип в самом деле похож на Альберта Эйнштейна и на Бориса Карлоффа, но еще больше – на старого замызганного пьяницу вроде тех, что околачиваются на станции.
– Мальчик, – произнес он, – мне ничего не нужно. Прочитай, что там написано. Ты умеешь читать? Хотя что я спрашиваю, все американские мальчики умеют читать. Так что постарайся впредь меня не беспокоить. Будь здоров.
Он начал закрывать дверь.
– Вы забыли свою газету, мистер Дюссандер, – сказал Тодд, предупредительно протягивая «Таймс».
Дверь остановилась. В глазах Курта Дюссандера промелькнула настороженность. Всего лишь настороженность – не страх. Молодчина, здорово он овладел собой! И все же Тодд в третий раз испытал разочарование. Он не ждал от Дюссандера хорошей реакции… он ждал от Дюссандера блестящей реакции.
«Слабак, – презрительно подумал Тодд. – Ну и слабак».
Паукообразная рука просунулась в щель и ухватилась за конец газеты.
– Давай ее сюда.
– Да, мистер Дюссандер. – Тодд выпустил свой конец. Паук втянул
