десять минут. Если бы называлось просто «Миг счастья», тогда было бы ясно. Летний день, жара, все живое радуется солнцу. А «ускользающий»… нет, я не понимаю.
– Бог с ним. – Тамара махнула рукой. – Может, Семен Ильич объяснит. Бери полотно, и идем.
Найденный Леной холст произвел впечатление на всех без исключения сотрудников музея, включая пьющего столяра дядю Севу и суровую бабу Дашу. Последняя долго смотрела на феофановское творение, беззвучно шевеля тонкими сухими губами, и наконец авторитетно заявила:
– Дельная картинка.
Семен Ильич, вопреки ожиданиям девушек, так же не смог разгадать непонятного значения, скрытого в названии, и от этого картина показалась Лене еще более манящей и загадочной.
Полотно аккуратно очистили, вставили в простую и строгую деревянную раму и повесили на стену рядом с фисгармонией.
У Лены вошло в привычку каждое утро, приходя на работу, останавливаться возле «Мига счастья…» и пару минут смотреть на холст. Удивительно, но после этого она чувствовала сверхъестественный прилив сил, общий эмоциональный подъем, словно ее, подобно обитателям лесной поляны, питало и грело ласковое летнее солнце.
Лена выучила в картине каждый мазок, каждую мелкую, на первый взгляд незначительную, деталь, самый тончайший штрих. Иногда «Миг счастья…» даже снился ей – рыжая веселая белка, ощетинивший колючки ежик, трудяги-муравьи.
Виктор называл Ленину увлеченность картиной «бабской сентиментальностью», девчонки же, напротив, соглашались: в холсте есть что-то магическое. Лена много раз водила их в музей, особенно старшую, Ритку.
…За стеной на полную мощь взревели стереоколонки. Лена вздрогнула и вышла из оцепенения.
Сколько она просидела так, неподвижно, не шелохнувшись? Кажется, после Риткиного звонка прошло минут двадцать, а то и больше.
Лена лениво поднялась с постели, зажгла сигарету, щелкнула телевизионным пультом, чтобы заглушить адское буханье низких частот, несшееся из соседской квартиры. Глянула на экран и брезгливо поморщилась: у микрофона жеманилась и вовсю крутила соблазнительной попкой полуголая, совершенно безголосая девчонка.
И зачем только таких выпускают на эстраду? Ни внешности, ни таланта, одно сплошное бесстыдство. А молодежи, поди, нравится. Она теперь не стеснительная, не то что ее, Ленино, поколение. Тогда в школу нельзя было даже сережки надеть, а уж чтоб прийти с выкрашенными в оранжевый цвет волосами и в юбке до пупа – и говорить нечего. А нынешние ходят себе и в ус не дуют. Даже Ритка посылает родителей куда подальше, цепляет на себя украшения, точно новогодняя елка, и топает на уроки.
Лена переключила канал и невольно усмехнулась. Вот и докатилась – рассуждает, как ее собственная бабка, кроет молодых, ворчит, точно ей не тридцать пять, а под восемьдесят. И ведь знает, что не права: нет хуже занятия, чем корить других, если они не такие, как ты.
Нет, нужно срочно что-то сделать, как-то развеяться, встрепенуться. Черт возьми, может, любовника завести?
Лена
