Не хотел же пускать. Да как дьявол на ушко нашептал, на рублики ее позарился. Взял грех на душу…
Ох, как жалится дед, на слезу пробивает. Только на лице пристава даже морщинки не появилось. А меня от того, чтобы не вмешаться, сдерживала жесткая самодисциплина, да надежда, что и мне дадут шанс выговориться.
– Куда шла? Чего искала?
– Да ежели б я знал, Гордей Назарыч, неужто б смолчал? Ходють, смотрють. Я весь взмерз, пока за нею шел. Потом хвать, а она к бревну у дороги бросилась и давай копать. По-первой подумалось, барышня драхоценность какую утеряла. Хотел чутка подсобить. А там… дева убиенная лежит. И ведь что странно, барышня наша даже не испужалась. Велела полицию кликнуть, а сама на месте осталась. От так и было.
Петр Кузьмич снова перекрестился. А пристав, получив от него все, что хотел, перевел на меня задумчивый взгляд.
– Голубка моя, Софья свет Алексеевна. А вы, однако, преинтереснейшая особа.
Судя по тону, каким были сказаны эти слова, Ермаков не столько заинтересован, сколько тонул в подозрениях. То ли сразу меня в кандалы заковать и за решетку бросить, то ли все же выслушать.
И обращается чересчур уж фамильярно. Одно из двух – либо считает убийцей, либо необремененной моралью коллегой жертвы. И с такими исходными данными, я, пожалуй, далеко не уеду.
Или уеду. Как раз таки далеко и надолго. Так что требовалось срочно прояснить ситуацию.
Облизав резко пересохшие губы, я потупила глазки, источая чистую, как небо, невинность.
– Господин пристав, могу я поговорить с вами наедине? – стрельнула взглядом в сторону хмурившегося сторожа. – Пожалуйста. Это дело очень… деликатного характера.
Гордей около минуты сверлил меня тяжелым взглядом. Затем вздохнул и кивнул старику.
– Петр Кузьмич, не смею вас дольше задерживать. Заступайте на службу, – старик, на радостях не встал, а подскочил и чуть ли не в пояс поклонился. – Только просьба к вам будет. Вы уж за парком приглядывайте, как должно. И о всяких подозрительных личностях, нам тотчас докладывайте.
– Ни одна мышь в ворота не проскочит, Гордей Назарыч, – затряс бородой сторож и направился к выходу. – Но разве ж я собака цепная, чтоб вовнутрях за господами следить? Котются себе на санках, куды хотят. Да и морозец нонеча, какой. Шутка ли? В сторожке токмо и отогреваюсь…
Последние его слова приглушила закрывшаяся за сутулой спиной дверь. В темном кабинете остались лишь мы с Ермаковым вдвоем… Если не считать висевшее у шкафа привидение.
– Ожидаю ваших объяснений, Софья Алексеевна, – нетерпеливо произнес пристав, когда пауза подзатянусь.
Чтобы хоть немного сгладить морщинку на его лбу, я мило улыбнулась. Затем наклонилась вперед, положила локоть на его стол и подперла ладошкой щеку.
– Каких именно объяснений вы от меня ждете, любезный Гордей Назарович? Как я увидела призрак покойной, и он привел меня к своему телу? – откинув голову, я весело рассмеялась. – Поверьте,
