За эти дни Евгения ни разу не поинтересовалась о состоянии Ивана. В основном сидела в своей комнате. Два раза к отцу приходил следователь. А потом пожаловал и сам купец Сапожников.
Евгения узнала его по голосу, он разговаривал так же громко, как и её отец. Спустилась вниз. Из комнаты отца доносились крики.
– Да он сына моего… А если я вот так дочь твою… Как он…
Голос Сапожникова дрожал.
– Да не он это, я клялся уже, что у меня он был, – настаивал на своём Полянский.
– Да уж как же, у тебя… Марийка видела, как накануне Фёдор с твоим кузнецом к реке ходил. А оттуда-то мой сын и не вернулся. Или ты за штаны его держал при себе? Прошу тебя, Пётр Николаевич, ну отдай мне кузнеца, я его своими руками… Как он кровинушку мою.
Сапожников вдруг завыл громко. У Евгеньки по телу побежали мурашки. Она заткнула уши, чтобы не слышать этот пронзительный вой. А он всё не прекращался. Девушка вдруг вспомнила об Иване и решила навестить его в доме калмыка Георгия.
Долго стояла у калитки, не решаясь войти. Увидев во дворе бабушку Анисию, окликнула её.
Та подошла нехотя. Отвела тотчас взгляд.
– Ваня как? – спросила Евгенька грубовато.
– Да сами и посмотрите, Евгения Петровна. Что мне попусту языком-то болтать?
Евгения приоткрыла калитку, сделала шаг вперёд и увидела на пороге дома Марию.
Калмычка шла с большим тазом полным белья. Проходя мимо Евгении, вскрикнула и упала. Таз опрокинулся, бельё лежало на земле.
Поднимаясь, посмотрела недоумённо на Евгеньку, а та улыбнулась. Ничего Мария не сказала, собрала бельё и отправилась заново его полоскать.
Анисия заметила, что Евгения подножку Марии подставила, и тоже промолчала. Обвинять в чём-то купеческую дочь было бессмысленно.
За неделю Иван в себя не пришёл ни разу. Дыхание стало ровным, а сознания всё не было.
Кожа на лице осталась бугристой. Евгенька почувствовала, как комок подкатывает к горлу.
В комнате пахло полынью, и страшный запах уже не исходил от Ивана.
– С лица воду не пить, – прошептала бабушка Анисия. – Детки всё равно красивыми будут. Крепкий он парень, живёт. Другой на его месте давно бы уже в земле лежал. А этот дышит.
– Когда он станет здоровым? – спросила Евгенька.
– А это одному богу вашему известно, – ответила Анисия.
– Богохульствуешь? Ты же христианка, веру нашу приняла давно, – съязвила Евгенька.
А бабушка Анисия прикусила губу, пожалела о своих словах.
Евгения оглянулась. В комнате стояла ещё одна свободная кровать. Несколько верблюжьих шкур лежало на ней.
– А тут кто спит? – поинтересовалась девушка.
– Джурык спит, его же это комната.
Евгения подошла к кровати, подняла одну шкуру. Под ней лежала белая ночная рубашка. Дочь Полянского взяла её в руки, расправила.
