не будет страдать. Ты умрешь, а…
– Можешь не напоминать об этом? – с долей злости спрашиваю я, хотя сама вывела Бена на диалог.
– Могу.
Мало того разговор не клеится, так Бен лишний раз напоминает, что скоро я умру. Дрожь моментально пробегает по рукам, и я снова смотрю на Бена.
– За что ты здесь? – спрашиваю я.
Какое-то время Бен молчит, а я так жажду услышать его историю и позабыть о своей, что подползаю к самому краю моего невидимого заточения. Молча жду, кажется, одно неверное слово с моей стороны, и Бен замолчит до самого суда.
– Я бы сказал, что невиновен, но это будет враньем. И вообще я рад, что оказался здесь и завтра меня казнят.
– У тебя уже был суд?
– Да. Думаю, тебе понравится. Чистой воды спектакль.
Сомневаюсь, что мне может понравиться суд, где я буду на скамье подсудимого, а рядом не будет адвоката.
– Что ты сделал?
Бен посмотрел мне прямо в глаза.
– Я два месяца протаскивал синтетик с завода.
Да ладно? Я знаю, что рабочие таскают синтетик, но никогда не видела, как именно они это делают.
– Как? – спросила я.
– Тебе лучше не знать, – печально улыбнувшись, произнес Бен. – Меня поймали.
– И ты этому рад?
– Да.
– Ты дурак?
Бен улыбнулся моему вопросу, а в глазах у парня появились слезы.
– Капсулу синтетика нашла моя младшая сестра. Мать говорит, что скорее всего сестренка подумала, что это что-то съедобное и съела.
Мой взгляд опускается в пол. Можно не спрашивать, что случилось с сестрой Бена. Она умерла. И ей было очень больно. Если пары синтетика отравлены, то вы можете себе представить, что будет с человеком, употребившем его в чистом виде. Тело разъест изнутри.
– Соболезную, – тихо произнесла я и отвернулась.
Зря я вывела его на разговор. Отвлекшись на его горе, я позабыла о своем не более, чем на несколько минут. Но напомнила Бену, возможно, о самом ужасном событие в его жизни.
5. Правосудие
Время пришло. И больше всего я сожалела о том, что у меня не было силы, которая смогла бы отмотать назад эти проклятые дни. Я бы не согласилась грабить могилу. Не пошла бы за Элвисом и продолжила бы свою размеренную голодную жизнь. Но нет такого прибора, который сможет исполнить мою мечту. Стрелки часов назад не ходят.
Руки тряслись, но я продолжала стоять за трибуной, сжимая пальцы в кулаки, надеясь, что это успокоило бы меня, и я смогла бы здраво мыслить. Стояла я одна, хотя справа до сих пор находилась идентичная трибуна. Раньше там располагался защитник всех оступившихся – адвокат. Сейчас – пустота.
Сглатывая ком, я только сильнее сжала пальцы. Практически не видела передо собой убранство зала, который превратился в одно коричневое пятно. Казалось, что тут все было из дерева, покрытого лаком: стены, пол, скамейки передо мной и массивная высокая двухстворчатая
