и притихшая, сразу пошла на кухню, налила стакан самогона.
– Ну и чудище, – сказала она. – У меня до сих пор в голове звенит…
– А что он спрашивал?
Ина хмуро посмотрела на меня, с каким-то недоверием… но подозрений ее я явно не оправдала.
– Он спрашивал, умею ли я колдовать. Какие заклинания выучила.
– И что ты сказала?
– А что я могла сказать? – огрызнулась она почти истерично, нервы на пределе. – Он же и так все знает. Он псионик. Он видит насквозь. Он может заставить говорить все, что угодно… Все! – Ина зябко поежилась, налила себе еще пол стаканчика. – Хочешь? – предложила она.
Я подумала, и кивнула.
Ина шмыгнула носом.
– Я ему все и рассказала, – ее голос дрожал. – Надеюсь, он не сдаст меня в Литьяте.
– Не сдаст, – сказала Джара. – У него с Литьяте свои счеты.
– Свои счеты?
– Они же содрали с него кожу, это обычная казнь за предательство. Он жив благодаря мастеру Патеру, и не может покидать Бер-Сухт. Но договора с Литьяте у Олиша больше нет, присяга аннулирована.
Меня поразило, что Джара назвала его просто по имени.
– Откуда ты знаешь?
Джара пожала плечами.
– Он сам рассказал. Я только не знаю, что он натворил, про это он говорить не хочет. Но, думаю, не слишком серьезное, раз его отпустили. Хотя… – Джара задумалась, – три года назад, когда это случилось, Патеру имел больше влияния…
– Он сам рассказал тебе? – Ина смотрела на нее во все глаза, с ужасом. – Ты с ним говорила?
– Вы тоже говорили с ним.
– Да я чуть не померла! – Ина вздрогнула, громко икнула.
Джара сморщилась.
– И что? Он псионик, это его работа. Лан, между прочим, тоже псионик, только он не закончил обучение, а Олиш закончил. От Лана вы же не шарахаетесь? Он, конечно, не выставляет напоказ свои способности, но ему это и не нужно… ну, и, конечно, Лан – красавчик… Между прочим, Олиш не так уж сильно старше нас, ему всего двадцать семь лет.
Мы с Иной переглянулись, долго молчали.
– Ого, – сказала Ина, наконец. – Ну, ты даешь…
* * *
Вода. Кап… кап-кап… Капли собирались под потолком, набухали, округлялись, потом вытягивались во всю длину и, наконец, срывались, летели вниз, разбиваясь вдребезги о прозрачный лиосский мрамор. Кап. Кап-кап. Кап. Одна за другой. Лужи и плесень. И погнившие балки. Оставалось только молиться, чтобы крыша не рухнула нам на головы.
Наш первый день занятий.
Было холодно. Просто ужасно, сырость и сквозняки. Меня почти непрерывно знобило, постоянно текли сопли, и от всего этого трещала голова. Я здесь чуть меньше месяца, но уже была уверена, что до зимы не доживу. Помру от этих соплей. Сейчас только сентябрь. У нас в Салотто даже зимой бывает лучше. Суше, по крайней мере.
Джара едва ли не с головой куталась в колючую шаль из козьей шерсти, пыталась записывать, но пальцы дрожали, буквы прыгали по листу. Лан сидел
