style="font-size:15px;"> Больше всего на свете ему хотелось рассказать все Ирине. Однажды он решился на такой разговор и думал, что говорит он со своей женой, верным другом и матерью своего будущего ребенка.
– Я должен рассказать тебе о своей семье. Теперь, когда нас уже трое, ты должна знать все.
– Я знаю о твоей семье. Что нового ты можешь мне сказать, дорогой?
– Я не о родителях. Вернее, не только о них.
Он тогда страшно разволновался, и Ирина остановила его:
– Если тебе трудно, не говори. Какая мне разница, что там было с твоими родственниками?
Ему бы послушать ее и забыть все и навсегда. Но прошлое продолжало тянуть его назад, а он так не хотел этого. Он хотел забыть его и видеть только свое будущее, будущее своей новорожденной семьи. Если бы он знал, что этот рассказ, эта откровенность будет стоить жизни его малышу!
– Это не просто родственники, это….
И он рассказал все. Ирина молчала. Она молчала весь тот проклятый день, а утром исчезла. Вернулась она к вечеру, бледная и усталая.
– Зачем?! – догадался он, – за что?
– Твой род проклят. Неужели ты сам этого не понимаешь, не чувствуешь? Он по-настоящему проклят, – она всё говорила и говорила, в глубине души точно сознавая, что причина её ненависти таится не в проклятии семьи Власовых, ни в чьих-то забытых людьми и прощенных Богом грехами. Она давно знала, что не может простить своему мужу свою нелюбовь к нему. Не нелюбовь даже, а чувство, граничащее с отвращением. Она никогда не забывала, что продала себя, скрывая это не только от него, но и от своих близких, от своих подруг. Она никогда бы, даже под пыткой, даже во сне не призналась бы, что в основе ее замужества лежал точный расчет. Расчет на обеспеченную жизнь, на беззаботность и…, да много чего она рассчитывала получить от брака с Власовым. Но Ирина никак не ожидала, что притворяться влюбленной будет не самым тяжким наказанием. Сумасшедшая, неистовая любовь мужа – вот что сводило ее с ума. И кто это придумал, что архи-занятые люди большого бизнеса не способны на большую любовь, на страсть. Господи, да каждая близость с мужем была для нее пыткой, почти насилием. Она сама не понимала, почему он был ей такой чужой, такой ненавистный! Но теперь, когда он рассказал ей правду, ей показалась, что причина не в ее нелюбви к нему, а в его нечистых корнях. В его неправедном происхождении. Господи, ну почему от насильников родятся дети?! Кому они нужны?! Да они себе-то не нужны, не то что людям. И дети их тоже никому не нужны. Уж ей-то – точно. Ирине казалось, что она теперь все поняла, что она – пострадавшая сторона и что она имеет право судить, кто имеет право на жизнь, а кто – нет.
– То, что ты сделала – преступление, я не могу этого понять! – он плакал, бессмысленно смотря на ее пустой уже живот, – это против Бога, против человека!
– Если бы твой Бог тебя простил, у нас был бы счастливый дом, по которому бы носились ребятишки, которые смело могли бы рассказывать о своем отце, о его жизни, о том, кто их дед,
