потому, что ее окружала толпа мужчин. У Грегори возникла стойкая уверенность в том, что они только и ждали того момента, когда кто-нибудь уведет от нее леди Люсинду, чтобы броситься в атаку.
– Э-э… а вы давно знакомы с мисс Уотсон? – спросил он, стараясь скрыть свой интерес.
Леди Люсинда ответила после очень короткой паузы:
– Три года. Мы вместе учимся в школе мисс Мосс. Вернее, учились. Мы окончили школу в начале года.
– Осмелюсь предположить, что этой весной вы намерены дебютировать в Лондоне?
– Да, – ответила она и головой указала на стол с закусками. – Последние несколько месяцев мы потратили на подготовку. Мама Гермионы называет это посещением загородных вечеринок и приемов в узком кругу.
– Наводите лоск? – с улыбкой осведомился Грегори.
Губы Люсинды изогнулись в усмешке.
– Именно так. Сейчас из меня получается великолепный канделябр.
Грегори обнаружил, что ее ответ удивил его.
– Неужели простой канделябр? Ради бога, леди Люсинда, вы не понимаете своей ценности. Вы не меньше, чем одна из тех причудливых серебряных урн, которой в последнее время желает обладать чуть ли не каждый, чтобы поставить ее в гостиную.
– Значит, я урна, – согласилась Люсинда с таким видом, будто всерьез рассматривала эту идею. – Интересно, а чем была бы Гермиона?
«Драгоценностью. Бриллиантом. Бриллиантом, оправленным в золото. Бриллиантом, оправленным в золото и окруженным…»
– Не имею ни малейшего представления, – беззаботным тоном заявил он, подавая ей блюдо. – Ведь я едва знаком с мисс Уотсон.
Люсинда ничего не сказала, но ее брови слегка приподнялись. И это произошло в тот момент, когда Грегори сообразил, что смотрит мимо нее туда, где находится мисс Уотсон.
Леди Люсинда тихо вздохнула.
– Вам следует знать, что она любит другого.
Грегори вернул свой взгляд к той женщине, которой, если следовать правилам приличия, он должен был уделять все свое внимание.
– Прошу прощения?
Изящно пожав плечами, она положила себе на тарелку несколько маленьких сандвичей.
– Гермиона. Она любит другого. Я решила, что вам будет интересно знать.
Грегори в изумлении уставился на нее, затем, отбросив остатки здравого смысла, опять посмотрел на мисс Уотсон. Взгляд был открытым и полным безнадежности, но он ничего не мог с собой поделать. Ему просто… Господи, ему просто хочется смотреть и смотреть на нее не отрываясь. И если это не любовь, то он не представляет, что это такое.
– Ветчины?
– Что?
– Ветчины? – Леди Люсинда держала в сервировочных щипцах узкий длинный бутербродик. Выражение ее лица было раздражающе безмятежным. – Хотите сандвич с ветчиной?
Грегори что-то проворчал и протянул тарелку, а затем – потому что не мог оставить ситуацию как есть – сдержанно заявил:
– Уверен,
