не то что раньше, – отозвалась она. – Я здесь не из-за тебя, а только потому, что меня пригласили другие.
– Дорогая Минетта, ты прекрасно знаешь, что сама себе хозяйка. Можешь пользоваться этой квартирой без всяких условий, я тебе много раз это говорил.
Ничего не ответив, она молча взяла чайник. Сидя вокруг столика, они пили чай. Девушка держалась спокойно и сдержанно, но Джеральд ощущал пробегавший между ними ток с такой силой, что перед этим отступали все условности. Его смущали ее молчание и сосредоточенность. Как к ней подступиться? И в то же время он чувствовал неизбежность грядущего, полностью доверяя этой магнетической связи. Его смущение было поверхностным: прежние представления об этикете были вытеснены; здесь каждый вел себя так, как ему хотелось, без оглядки на условности.
Беркин поднялся. Был почти час ночи.
– Пойду спать, – сказал он. – Джеральд, я позвоню тебе утром, или ты позвони мне сюда.
– Договорились, – ответил Джеральд, и Беркин вышел из комнаты.
После его ухода Холлидей, обращаясь к Джеральду, проговорил наигранно веселым голосом:
– Послушайте, почему бы вам не заночевать здесь? Оставайтесь!
– Но вы не можете приютить всех, – сказал Джеральд.
– Да нет, могу. Помимо моей здесь еще три спальни. Оставайтесь, прошу вас. Постели застелены – здесь всегда кто-нибудь остается, мне нравится, когда в доме много народу.
– Но теперь, когда приехал Руперт, свободны всего две комнаты, – произнесла Минетта холодным, враждебным голосом.
– Я знаю, – проговорил Холлидей все тем же странно веселым голосом. – И что с того? Есть еще студия…
На его лице играла глупая улыбка, он говорил увлеченно, с непонятной решимостью.
– Мы с Джулиусом можем спать в одной комнате, – предложил русский своим тихим, но отчетливо звучащим голосом. Он и Холлидей дружили еще с Итона.
– Вам будет неудобно, – сказал Джеральд, поднимаясь и потягиваясь. Он подошел к одной из картин и стал ее рассматривать. Все его члены были словно под током, а напряженная спина с дремлющим внизу огнем напоминала спину тигра. Он гордился собой.
Минетта встала. Она пронзила Холлидея презрительным, уничтожающим взглядом, вызвавшим на лице молодого человека весьма дурацкую, довольную улыбку, и вышла из комнаты, сухо пожелав всем спокойной ночи.
Пока дверь за ней не закрылась, все молчали, потом Максим произнес своим благородным голосом:
– Все хорошо.
Он со значением посмотрел на Джеральда и повторил еще раз, спокойно кивнув:
– Все хорошо, у вас все в порядке.
Джеральд глядел на его гладкое, румяное, симпатичное лицо с необычными серьезными глазами, и ему казалось, что голос молодого русского, такой тихий и благородный, звучит не в воздухе, а в самой крови.
– Значит, все в порядке, – повторил Джеральд.
