передала деньги Антонию, чтобы до них не добрались убийцы.
– Но молодой человек не отступился. Он от своего имени нанял Цицерона, и дело приобрело скандальную известность. Ясно, что Антонию придется с ним договариваться, но на каких условиях, пока не ясно. Также непонятно, кто сейчас на самом деле правит Римом.
Кому, как не Антонию, следовало знать, что в отношениях с Октавианом ни в коем случае нельзя демонстрировать пренебрежение? Если человек так молод и его положение так неопределенно, он особенно нуждается во внешних проявлениях уважения.
– Значит, сейчас там царит хаос?
– В данный момент – да, – подтвердил Эпафродит. – Но что будет, если убийцы сбегут на Восток и обоснуются здесь? Это опасно.
– Хорошо бы, чтобы они так и поступили. Тогда мы сумеем их уничтожить.
– Какими силами? Уж не римских ли легионов, расквартированных у нас? А если солдаты переметнутся на сторону убийц?
– Я тоже думала об этом, – сказала я. – Египту в первую очередь необходим сильный флот. Нужно приступать к строительству.
Эпафродит улыбнулся. Кажется, он был несколько удивлен, но доволен.
– Верная мысль.
– Я как раз хотела поговорить с тобой о закупках корабельного леса. Как мне известно, ты ведешь дела с сирийцами.
– Да, верно.
Он казался загадочным – такой образованный и утонченный, притом чрезвычайно энергичный и изобретательный. Да еще с двумя именами.
– Госпожа, прости, если я говорю лишнее, но ты выглядишь удрученной, – неожиданно промолвил Эпафродит. – Могу я чем-нибудь тебе помочь?
Я не ожидала услышать такого, и это отразилось на моем лице. Но я почувствовала признательность за его внимание.
– Только если ты сумеешь повернуть время вспять и стереть уже случившиеся события, – ответила я как можно деликатнее.
– Подобные деяния за пределами возможностей человека, – сказал он. – Такое под силу одному Богу, но и Он этого не делает. Однако Он дарует утешение. Наше Писание полно вопросов к нему, и Он отвечает нам в стихах. И любовь, и измена – все там есть.
– Расскажи мне еще, – попросила я его, как ребенок – сведущего наставника.
– В нашей главной книге есть такие стихи: «Враги мои говорят обо мне злое: „когда он умрет и погибнет имя его?“ Все ненавидящие меня шепчут между собою против меня, замышляют на меня зло. Даже человек мирный со мною, на которого я полагался, который ел хлеб мой, поднял на меня пяту»[2].
Да. Именно так все и было у Цезаря.
Эпафродит продолжал:
– «Ибо не враг поносит меня – это я перенес бы; не ненавистник мой величается надо мною – от него я укрылся бы; но – ты, который был для меня то же, что я, друг мой и близкий мой»[3].
Таков оказался Децим – родич и ложный друг, названный Цезарем в числе своих наследников. Тот самый, кто выманил Цезаря в сенат.
– Я
Псал. 40: 6, 8, 10.
Псал. 54: 13–14.
