style="font-size:15px;"> – Мария-Терезия?
– До сумасшествия. Ревность брата вызвана именно ее ревностью. Она плакала, она жаловалась моей матери, она злилась на это купание, которое было для меня таким наслаждением.
«И для меня», – говорил взгляд принцессы.
– И вот принц, подслушивая их, уловил слово «baсos», которое королева произнесла с особенною горечью; это его и навело на мысль. Он ворвался к ним, вмешался в разговор и наговорил матери таких вещей, что она была вынуждена уйти от него. Вам приходится иметь дело с ревнивым мужем, а передо мною вырос и будет вечно стоять призрак той же ревности – с опухшими глазами, впалыми щеками и кривящимися губами.
– Бедный король! – прошептала принцесса, слегка прикасаясь рукою к руке Людовика.
Он задержал эту ручку и, чтобы пожать ее тайком от зрителей, охотившихся не столько за бабочками, сколько за новостями, протянул принцессе умиравшую бабочку. Она наклонилась над ней, словно считая пятнышки или зернышки золотой пыли на крылышках мотылька. Она не произнесла ни слова. Волосы их касались, дыхание смешивалось, руки горели. Так прошло пять минут.
XIX. Что можно поймать, охотясь за бабочками
Несколько мгновений молодые люди не шевелились, охваченные мыслью о рождающейся любви, которая населяет цветами двадцатилетнее воображение. Генриетта украдкой смотрела на Людовика. В глубине его сердца она видела любовь, как опытный водолаз видит жемчужину на дне моря.
Она поняла, что Людовик колеблется, быть может, даже терзается сомнениями и надо слегка подтолкнуть это ленивое или робкое сердце.
– Итак?.. – проговорила она, прерывая молчание.
– Что вы хотите сказать? – спросил Людовик.
– Я хочу сказать, что мне придется вернуться к принятому мной решению.
– К какому решению?
– К тому, которое я уже сообщила вашему величеству, когда между нами происходило первое объяснение по поводу ревности принца.
– Что же вы мне сказали тогда? – с беспокойством спросил Людовик.
– Разве вы уже забыли, государь?
– Увы, если это какое-нибудь новое несчастье, то, наверное, скоро вспомню.
– О, это несчастье только для меня, государь, – отвечала Генриетта, – но несчастье необходимое.
– Да скажите же наконец, что такое!
– Отъезд!
– Ах, опять это неумолимое решение?
– Поверьте, государь, что я приняла это решение не без жестокой внутренней борьбы… Право, государь, мне следует вернуться в Англию.
– Никогда, никогда я не допущу, чтобы вы покинули Францию! – вскричал король.
– И однако же, – продолжала принцесса тоном кроткой решимости, – это совершенно необходимо, государь. Больше того, я убеждена, что такова воля вашей матери.
– Воля! – воскликнул король. – Вы произнесли странное слово в моем присутствии, дорогая сестра!
– Но разве, – ответила с улыбкой
