потому что соединение ее лба и нижней части лица производило даже несколько тягостное впечатление какой-то анатомической ошибки. Но когда она в первый раз улыбнулась, обнажив свои ровные зубы и чуть-чуть открыв рот, – в этом вдруг проскользнуло выражение теплой и чувственной прелести, которое еще секунду тому назад показалось бы совершенно невозможным на ее лице. Я неоднократно вспоминал потом, что именно с этой минуты я перестал чувствовать по отношению к ней ту неловкость, которая связывала меня до сих пор. Мне стало легко и свободно. Я спрашивал ее о разных вещах, которые касались ее лично. Она сказала, что ее фамилия Армстронг, что у нее недавно умер муж, что она живет в Париже одна.
– Ваш муж был?..
Она ответила, что он был американец, инженер, что в течение последних двух лет она не встречалась с ним: она была в Европе, он оставался в Америке. Она получила телеграмму о его скоропостижной смерти, находясь в Лондоне.
– У вас нет американского акцента, – сказал я. – Ваш акцент нейтрально иностранный, если так можно сказать.
Она опять улыбнулась этой улыбкой, которая всегда производила впечатление неожиданности, и ответила, что она русская. Я едва не привстал со своего места – и я до сих пор не знаю, почему тогда это показалось мне таким удивительным.
– А вы не подозревали, что имеете дело с соотечественницей?
Она говорила теперь на очень чистом русском языке.
– Согласитесь, что это трудно было предположить.
– А я знала, что вы русский.
– Преклоняюсь перед вашей проницательностью. Каким образом, если это не секрет?
– По глазам, – сказала она насмешливо. Потом она пожала плечами и прибавила:
– Потому что из кармана вашего пальто торчала русская газета.
Был уже второй час ночи. Я предложил ей отвезти ее домой. Она ответила, что поедет одна, что она не хочет меня беспокоить.
– Вас, наверное, зовут ваши профессиональные обязательства, не так ли?
– Да, я должен сдать отчет о матче.
Я твердо решил не спрашивать ее, где она живет, и не искать с ней никаких новых встреч. Мы вышли вместе, я довел ее до такси и сказал:
– Желаю вам спокойной ночи, всего хорошего.
Она протянула мне руку, на которую упало несколько капель дождя, и ответила, улыбнувшись в последний раз:
– Спокойной ночи.
Я не знаю, было ли это в действительности так или мне просто послышалось. Мне показалось, что в ее голосе появилась и мгновенно исчезла новая интонация, какая-то звуковая улыбка, имевшая такое же значение, как это первое, отдаленно чувственное движение ее губ и зубов, после которого я перестал ощущать неловкость в ее присутствии. Не думая ни секунды о том, что я говорю, и совершенно забыв, – так, точно его никогда не было, – о только что принятом решении ее ни о чем не спрашивать, я сказал:
– Мне было бы жаль расстаться с вами, не узнав ни вашего имени и отчества, ни вашего
