чувствовал себя в эти дни легко и тревожно – приблизительно как во времена моей ранней юности, когда мне предстоял отъезд в далекое путешествие, из которого я, может быть, не вернусь. Мысль о моей спутнице в вечер матча Джонсона – Дюбуа неизменно возвращалась ко мне, и я знал с совершенной интуитивной точностью, что моя следующая встреча с ней – только вопрос времени. Во мне началось уже душевное и физическое движение, против которого внешние обстоятельства моей жизни были бессильны. Я думал об этом с постоянным беспокойством, так как я знал, что в данном случае я больше рискую своей свободой, чем когда бы то ни было, и чтобы в этом убедиться, было достаточно посмотреть в ее глаза, увидеть ее улыбку и почувствовать ту своеобразную и чем-то враждебную ее притягательность, которую я ощутил в первый же вечер моего знакомства с ней. Я не знал, конечно, какие чувства испытала она по отношению ко мне в эту февральскую ночь. Но хотя я видел ее, в сущности, только час, не больше – когда после матча мы были в кафе, – мне казалось, что ее улыбка и последняя интонация ее голоса не были случайны и что все это должно было повлечь за собой много других вещей, может быть, замечательных, может быть, печальных, может быть, печальных и замечательных одновременно. Но было, конечно, возможно, что я ошибался и что мои тогдашние ощущения были так же неверны и случайны, как смутные и расплывающиеся очертания домов, улиц и людей сквозь эту влажную и туманную завесу дождя.
Я вспомнил, что тогда, при прощанье, она не спросила моего имени. Она ждала либо моего визита, либо моего телефонного звонка с той спокойной и почти безразличной уверенностью, которая мне казалась характерной для нее вообще.
Я позвонил ей в десять часов утра, ровно через восемь дней после матча.
– Алло, я слушаю, – сказал ее голос.
– Здравствуйте, – сказал я, называя себя, – я хотел узнать, как ваше здоровье.
– Ах, это вы? Благодарю вас, прекрасно. А вы не были больны?
– Нет, но за это время было много событий, которые меня лишали удовольствия слышать ваш голос.
– События личного характера?
– Нет, косвенные и довольно скучные, особенно в телефонном изложении.
– Вы могли бы их рассказать и не по телефону.
– Для этого мне нужно было бы иметь возможность вас увидеть.
– Я не скрываюсь, это легко устроить. Где вы сегодня обедаете?
– Не знаю, я об этом не думал.
– Приходите ко мне часов в семь – в половине восьмого.
– Я боюсь злоупотребить вашей любезностью.
– Если бы мы с вами были чуть-чуть лучше знакомы, то я бы вам ответила… Вы знаете, что я ответила бы?
– Это нетрудно угадать.
– Но так как мы еще недостаточно знакомы, то этой фразы я не произнесу.
– Ценю вашу любезность.
– Значит,
