велено?
Слегка отошедший от испуга Федька проблеял:
– Пугнуть.
– И?
– Так мы и пугнули.
– Дальше?
– Чёрт их знает, откуда эти двое взялись!
– Ну и?
Приятели стояли, опустив глаза.
– Позвольте напомнить, – продолжал мурлыкать Заславский так, что им хотелось поскорее провалиться сквозь землю, – вы должны были дождаться меня. Дождались?
Федька помотал головой.
– Струсили, – заключил Заславский. Он помолчал и добавил: – Валентин Маркович будет разочарован.
– Ты, это, – полузадушенным голосом проговорил Антоха, – Косарю не говори только!
– Ещё раз хоть одного из вас увижу, не отмажетесь! – хлопнула дверь машины, коротко рыкнул двигатель, и Заславский исчез так же внезапно, как появился.
Хулиганы остались на заснеженной парковке.
– Ну его к чертям вместе с деньгами, – наконец проворчал Федька. – Уж лучше к Косарю на разбор попасть, чем с этим хмырём дело иметь!
– Ага, – понуро согласился Антоха.
Вылетев с парковки, Заславский поехал медленнее. Давно он так не злился. Всё в его жизни было сносно до нынешнего сентября. А в сентябре в колледже появилась Анастасия Панкратова.
И что в ней такого? Заславский бесконечно задавал себе этот вопрос, но интеллект, его пожизненный спасательный круг, не находил ответа. Когда он впервые увидел Настю в толпе первокурсников, у него заныли кончики пальцев. Безумно захотелось получить её в руки и владеть, владеть виртуозно, как скрипкой. Он не помнил, чтоб скрипка его не слушалась, а Настя была живой, непредсказуемой, постоянно ускользающей. Молодой скрипач избегал людей, а Настя всеми силами – его.
Заславский всегда не понимал и презирал людей. В детстве не было худшего наказания, чем появление человека в поле зрения. Ребёнок мог часами выстраивать свой порядок вещей, пытаясь установить хотя бы подобие контроля над окружающим миром. И только он обретал покой, люди безжалостно разрушали его, выбивая почву из-под ног. Ещё хуже было, когда его пытались одеть или накормить. Действия рождали ощущения, а ощущения разрывали изнутри. Ничего не оставалось, как бесконечно кричать.
Пытаясь унять его истошный крик, одна из нянь додумалась ему читать. Какое же облегчение он испытал, когда в куче чёрненьких значков под картинками стал видеть закономерности! Чтение стало сначала интереснейшей головоломкой, а потом, когда он разгадал её, любимым занятием. Раздражали только бившие по глазам рисунки, которыми изобиловали его книги. Тогда он стал замазывать их чёрным маркером. Разумеется, за это попадало, как и за вырывание ненужных страниц.
Битва с чтением закончилась тогда, когда ему попались книги для взрослых. Картинки там встречались редко, текста было много, новых слов тоже. Вскоре он понял, что с книгой куда интереснее, чем с ужасно примитивными няньками.
Говорить с людьми он не видел надобности, и лет с трёх его начали водить
