скоро погибну, разобьюсь о дно этого ущелья. Внутри меня образовалась пустота – большая темная дыра, которая поглощала всю меня, все чувства, мысли и желания. Сделалось вдруг пусто и глухо внутри – я утратила суть, саму ясность положения и вещей, ощущений, смысла и действительности. Все стало вдруг бесстрастным, безликим, недостижимым. Стал далеким весь мир и Марк, стоявший передо мной.
Какое-то время мы были на берегу озера – гладь воды была почти недвижима. Вокруг не было ни души – тихо, даже птицы как будто умолкли. Здесь было несколько озер, в выходные дни тут устраивали пикники, но будни были безлюдны. Мне подумалось, что здесь, на этих озерах, можно было бы утопить человека или спрятать тело – безлюдное место, лес и воды, которые уже могли скрывать чью-то тайну.
Но не сегодня, не в этот день…
Я смотрела на Марка, который сидел передо мной на пледе и ел сандвич, и силилась представить себе, как я буду его топить. Это оказалось сложнее, чем я могла вообразить. Если я усыплю его, добавив в еду или напиток снотворное, то как я донесу его тело до воды? Едва ли я даже сдвину его с места…
Я могла бы сбросить его с лодки, но на этих озерах лодочной станции нет. А там, где она есть, может быть слишком людно.
Это должно было случиться не сегодня. Это должен быть обдуманный шаг. Я все еще сомневалась в его необходимости. Обратного пути уже не будет. Убийство – возможно ли его оправдать? И делала ли меня преступницей только мысль о нем?..
Глава 17
Его лицо врезалось в мою память, как фантом, явившийся во сне. Все было будто не со мной, и в то же время никогда еще я не ощущала себя более живой…
Раньше я никогда не думала о смерти – она казалась мне далеким миражом, почти нереальным событием, которое случается редко и происходит с кем-то другим, незнакомым, чужим, с кем-то, кто будто никогда даже не существовал. Убийство же представлялось мне действием нелогичным и лишенным человечности. Зачем убивать? Каково это – собственноручно лишить жизни? Мне казалось, что только военные и безумцы способны на него. В обоих случаях убийство делается даже как будто оправданным, обоснованным явлением: война за территорию или война с собственным рассудком – они толкают на уничтожение, они диктуют истребление, они подразумевают кровопролитие. Оба эти случая имеют в своем основании непростые условия жизни, отличные от нормы явлений психики и окружающего мира. Убийство становится следствием принуждения. Вынужденное, почти оправданное действие. И такое же нереальное, как смерть…
Ноги сами привели меня к деревянному мостику. Здесь не было никакого парапета – только шаткий помост из досок метра в три. Я прошла по мостику. Подо мной была вода, темная, почти черная. Я остановилась, впившись взглядом в мутные воды озера. Чем дольше я смотрела на воду, тем чернее она казалась мне. Солнце уже опустилось за верхушки деревьев, а оттого берег мгновенно погрузился в серость. Внезапно острая тоска сковала мне душу. Я готова была провалиться в эту тьму озера, лишь бы не быть здесь, не видеть больше Марка,
