деле, нужно рассказывать о наших победах, а то по всем каналам нас только хают. Вот вчера, не помню, в какой программе, министра обороны выставили в очень неприглядном свете.
У меня так покраснели уши, что я подумал, они сейчас вспыхнут. Неужели директор ФСК нас не запомнил после вчерашнего совещания в Моздоке, или просто подкалывает? Но Степашин не стал дальше развивать мысль о министре обороны, а почти приказал Рохлину:
– Думаю, следует доставить съемочную группу во Дворец, если, конечно, не опасно.
Поездку организовали за полчаса. Лев Иванович лично подвел к нам некого полковника Еремина и сказал, что на время он будет нам родным отцом и слушаться его нужно беспрекословно. К выходу из развалин завода подогнали два БТРа, две БМП-шки и даже пару БРДМов. Полковник Еремин помог нам загрузить в один из бэтээров аппаратуру, вежливо усадил нас, поинтересовался, удобно ли нам и захлопнул за собой люк. Десантные разведывательные машины и БМП, набитые солдатами двинулись впереди, остальная техника замыкала колонну. Такого эскорта у меня никогда в жизни не было. Не хватало только вертолетов прикрытия.
Всю дорогу Еремин выпытывал у меня, кто на программе «Время» начальник, кто его заместители и согласовываю ли я со своим руководством, что собираюсь снимать в Грозном. Я утвердительно мотал головой на все вопросы полковника. Он шевелил тонкими одесскими усиками и назидательно говорил, что порядок должен быть во всем.
Я с облегчением вздохнул, когда увидел, что мы въехали на площадь Ленина. Справа по борту дымился Совмин, где мы недавно были, значит до дворца отсюда рукой подать.
Наконец остановились. Полковник Еремин достал пистолет, передернул затвор и выбрался наружу. Через минуту вернулся.
– Можно выходить.
Полыхающая еще глыба дворца находилась прямо перед нами. Но не она поразила меня своей суровой величественностью. Справа, почти у каждого дома, топталось, чуть ли не по взводу солдат. Глаза бойцов были полны любопытства – кого это черт принес на их голову?
Обежали торец здания. Возле входа нас тоже поджидали солдаты.
– Кажется, Рохлин для нашей безопасности перебросил сюда весь свой корпус, шепнул мне Саня.
По команде Еремина, бойцы углубились внутрь дворца. Я решил записать на лестнице стендап (корреспондент в кадре). Анненков подхватил камеру, я взял микрофон, но язык словно прилип к горлу. Тишина вокруг просто звенела и этот звон никак не давал мне сосредоточиться. В результате я выдавил из себя лишь: «Съемочная группа Общественного российского телевидения впервые заходит во дворец Дудаева, после его взятия федеральными войсками». Эту никчемную фразу можно было и не записывать в кадре. Саморекламы на экране я никогда не любил, но это действительно нужно иногда делать, чтобы под эксклюзивным репортажем поставить собственную подпись – да это мы снимали, а не украли пленку у зазевавшихся коллег.
По лестнице поднялись на второй этаж.
– Выше
