изукрасившие большую часть укутавшего город белого полотна из снега. Кровь и трупы… Самые разные трупы. Мужчины, женщины, дети… Сломанными куклами валялись они на всём протяжении моего пути и с немым укором смотрели на меня, ведь в их смерти был виноват только я. Не знаю, почему, но мне казалось, что стоит мне только обратить внимание хоть на кого-нибудь из них, как тот встанет, вытянет в мою руку, и скажет – Убийца!И больше всего я боялся смотреть на детские ледяные городки, мимо которых проходил, и вот это было самым трудным… Шея буквально задеревенела от колоссальных усилий, которые мне приходилось прилагать для того, чтобы смотреть только прямо. Я чувствовал себя Орфеем в царстве мёртвых, но тому нельзя было оглядываться только назад, а мне ещё и смотреть по сторонам. Это было намного сложнее, так как тут недостаточно было держать голову только прямо, ведь было ещё и боковое зрение, и чтобы совсем ничего не видеть, нужно было идти с закрытыми глазами.
Я не помнил, что произошло, но я точно знал, что в гибели целого города был виноват только я, и чувство вины буквально сжигало меня изнутри. Хотелось повалиться на снег, и просто выть от бессилия что-либо изменить, но я продолжал идти, не решаясь заглянуть в глаза мёртвым людям. Я не знал, куда иду, как долго иду, и сколько мне ещё предстоит пройти, но чувствовал, что это очень важно. Мне обязательно надо дойти, и тогда… Тогда я выполню свой долг и смогу умереть спокойно. Только смерть сможет вылечить меня от чувства вины, ибо прощения мне нет и быть не может.
И тут мне в грудь ударил настоящий таран из ледяного ветер, чуть не сбив меня с ног, но пронзив чуть ли не насквозь, выбив из моей груди остатки воздуха и заставив сделать судорожный глоток ледяного воздуха. Я на секунду замер, плотнее запахнул пальто, пытаясь хоть немного согреться, стряхнул с котелка, абсолютно на защищавшего голову от дикого холода, снег, принесённый ветром, и ошеломлённо огляделся. Чувство вины отступило куда-то в сторону, вытесненное ощущением того, что что-то в открывшейся мне картинке было не правильно. Откуда-то вдруг появившаяся в моей голове какая-то назойливая мысль твердила мне, что нельзя верить тому, что я вижу и чувствую. Чувство долга призывало меня идти дальше, а разум твердил, чтобы я стоял на месте и попытался понять, что же именно меня смущает в том, что я вижу? Почему я решил, что все эти люди погибли из-за меня? Что произошло? И почему кругом снег, ведь ещё вчера было лето? Может это всё просто сон? – вдруг осенило меня, и наваждение окончательно спало, как будто с моего разума упало покрывало.
Нет, я по прежнему продолжал видеть мёртвый город, но чувство вины окончательно пропало, как и желание идти куда-либо дальше. Я медленно наклонился, и пощупал холодный снег. Давно мне не снились такие реалистичные сны. Пожалуй, с тех самых пор, как та вампирша сбежала в Россию. Нет, в осознанные сны я и после того ходил, но ощущения были уже не те, не такие яркие. И слава богу. Не могу сказать, чтобы я скучал по нашим встречам. И подобная детализация
