Александрович! – закусывая бутербродом с икрой, спрашивает Никита. – Вы на планёрки и летучки к секретарям постоянно ходите, так вот хочу спросить: почему они против внедрения компьютеров? Это же прогресс техники.
– Наш идеолог Сергей Демидович говорит, что это кибернетическое зло, а осваивать зло нам ни к чему, – намазывая ломтик батона маслом, отзывается замзавот-делом. – Партийные боссы против. А им ведь виднее, что зло, а что добро.
– А зря ведь, Александрович, зря. За рубежом же они есть, – разливая в металлические рюмки спирт, упорствует Никита. – В работе компьютер – большой помощник.
– Угу. В нашей работе труды идеологов – помощники. В институте изучали что ли технику эту?
– Ладно дискутировать. Надо ж на ушицу чего-то и словить, – первым поднялся Николай, вытягивая удочки из рыжей палатки.
– Да-да, пошли, – встал и Егор Максимович с большого покрывала, что служило кампании и столом, и скатертью. – Ты, Алексаныч, за шашлыки берись, – распределяет он обязанности.
– Я тогда коньяк в речку попрячу, холодненькое легше идёт, – поднялся Никита, взял капроновую авоську с бутылками и пошёл вдоль берега, место подходящее высматривая.
Пока сидели, произнося тосты, свечерело. Солнце за дальний лес на ночлег упало, молодой месяц ещё не поднялся над вершинами берёз и дубов. Осенью темнеет всегда быстро. Небо укутывается глубокой тёмно-синей мантией. Только небольшое пламя от разведённого костерка перемигивалось с ещё незрелыми звёздами на блеклом небе. Осенняя река текла спокойно, умиротворённо.
Никита босиком пошёл вдоль тёмной ленты воды. Он мог бы где угодно поставить свою авоську (берег был пологий, значит, неглубоко), но после городского шума здесь стояла заманчивая тишина, благодать, которой хотелось насладиться в эту зреющую пору сентябрьской ночи. Он прошёл немало, уже и отблеск костра не был виден. Остановился у вымоины, закатал штанины до колен, погрузил сетку в воду, пометив и закрепив крупной веткой берёзы. И тут шагах в трёх на фоне ультрамаринового неба увидел девичий силуэт. Девушка наклонилась и словно что-то искала в реке, но поскользнулась и, охая, стала сползать. Никита подбежал, прыгнул в воду, не давая ей сползти в реку. Она вскрикнула, эхо подхватило крик, а Никита – девушку. И тут сам вскрикнул от боли – она укусила его в ладошку.
– Вы чего тут людей пугаете? – хотя едва ли она испугалась незнакомца.
– А ты чего кусаешься?
– А не надо лезть руками, куда не положено.
– Да я ж подхватил, чтоб не утонула. Чего тогда по ночам тут делать? Купаться-то уж холодно.
– Мешок переворачивала. С зерном.
– Какой мешок?
– Ну рожь замачиваем. На солод. Сушим потом на печке русской, когда прорастёт – мелем. Квас же из солода варится… Вся деревня так делает. Чего неясного? Ты откуда тут? Из города? Я чую запах костра где-то недалече у вас…
– Отдыхаем с ночевой. Костёр у нас за излучиной. Пошли, просохнуть
