первое внутреннее кольцо, тоже построили кверки. С тех пор как империя распалась, каждый правитель Лескории считал своим долгом добавить ко дворцу хоть что-нибудь, а что-нибудь обязательно сломать. Собственно говоря, в этом и была вся Кверция: разобранная на части, перезастроенная, перепаханная, перекопанная и взорванная, Блистательная империя все равно сохранялась и вокруг, и у тебя под ногами.
Кэб доехал до Южного Угла, где прибрежная кромка парковой зелени и жилые кварталы, заселенные горожанами среднего достатка, сдерживали наступление промышленной зоны, раскинувшейся на юге, а потом резко свернул на восток и, обогнув Сливовое Кольцо, пересек реку Гранд по высокому каменному мосту на металлических опорах, под которыми свободно проходили трехмачтовые шлюпы. Туман понемногу рассеивался, и чуть дальше к югу, вдоль эстуария, уже виднелся лес мачт и такелажа. Широкий тракт сменили городские улицы Восточной набережной, чопорные и проложенные по строгой сетке.
Точнее, эти улицы некогда были чопорными и проложенными по строгой сетке. Теперь же их заполонили тележки цветочниц, возки с пивными бочками, двуколки и кареты всех мастей (кэбмен фыркнул, и Варис, выглянув в окно, увидел, что какой-то болван перегородил всю улицу, пытаясь втиснуть в узкий переулок экипаж, запряженный четверкой лошадей), торговцы арахисом, свежей рыбой, сосисками, пирогами с угрем, бойкие зазывалы и усталые проститутки, доктора, совершающие обход, и уличные скрипачи, играющие за медный грош, священнослужители утрени, раскланивающиеся со священнослужителями обедни, работники ночной смены, идущие навстречу работникам дневной смены, идущим навстречу тем, кто богат настолько, что не работает, но изнемогает от усилий. Улицы пахли мукой и мочой, горными цветами, жареной свининой и дешевым пивом, оглашались криками разносчиков и детскими песенками, лошадиным ржанием и людскими стонами. Все они, обнесенные стенами высоких многооконных зданий и защищенные крышей из угольного дыма и магнографных проводов, были так спрессованы, что людскую массу можно было резать ломтями.
Как здесь вообще живут, думал Варис; как ощутить, что ты живой, пока ты здесь не жил?
Улицы стали шире. Появились деревья и геометрические фигуры лужаек, где зеленела трава, необычайно яркая на фоне серого города. Кэб проехал мимо парка Королей Кларити, все еще окутанного туманом, превращавшим парковые скульптуры в подобие кладбищенских памятников. По другую сторону парка, на Виноградном проспекте (последние виноградники росли здесь шесть веков назад, а теперь по фонарным столбам вились лозы кованого железа), стояло здание парламента: двадцать колонн украшали южный фасад, сорок широких мраморных ступеней вели к проспекту. В солнечную погоду здание выглядело очень белым и очень красивым.
Кэбмен, как и было велено, направил двуколку к небольшому дворику в западном крыле и остановился у неприметной двери.
– Сколько с меня? – спросил Варис, собираясь с мыслями и на выход.
