вступил в разговор и старпом. – Олег Петрович, – обратился он к кепу, – кандидатура кажется приемлемой.
– Да, вполне подходящая, – кивнул тот.
– Скоро, Гараев, у нас начнётся горячая пора, – продолжил старпом, на которого я теперь смотрел преданными собачьими глазами. Он сразу стал для меня самым-самым – самым симпатичным, самым милым человеком, чуть ли не родным. – Придёте – присматривайтесь к работе плотников, которые будут менять доски обшивки, мотайте на ус, – улыбнулся он, – перенимайте всё полезное. У нас есть должность подшкипера… Как, Олег Петрович, человек вроде знающий, а?
– Вроде да, – согласился капитан, и я чуть не щёлкнул каблуками. – Есть такая должность, но говорить о ней пока рановато. Берём вас, Гараев, матросом второго класса с месячным испытательным сроком. Изучайте такелаж и рангоут, бегайте чаще по вантам, а то некоторые доберутся до марса или салинга на гроте и пасуют. Через месяц мы вас проэкзаменуем. Надеюсь, к началу навигации наше хозяйство уже не будет чужим для вас. В общем, рассчитывайтесь в Запрыбхолодфлоте, а приказ я хоть завтра подпишу.
Из кают-компании я выпорхнул, как на крыльях, а до вахтенного добрался «походкой пеликана» и, если б таковая имелась в наличии, достал бы «визитку из жилетного кармана». Наверное, вид у меня был счастливо-глупый, потому что матрос, перед которым я расплылся в широчайшей улыбке, подмигнул и сказал:
– Кажись, «козлом» не остался?
– Я им «рыбу» сделал! – расплылся я ещё ширше прежнего. – До свиданья, друг мой, до свиданья, милый мой, ты у меня в груди!
– А к нам скоро? – спросил он.
– Предназначенное расставанье обещает встречу впереди! – ответил со сходни. – Рассчитаюсь в своей конторе и сменю тебя на боевом посту.
Наутро, спозаранку, я помчался в кадры.
– А-а, утопленник пожаловал! – поморщился инспектор, когда я закрыл грудью его амбразуру. – Пришёл за направлением на «Кузьму»?
– Увольняться пришёл, товарищ Ващенко, увольняться! – ответил ему таким жизнерадостным голосом, что он с минуту, наверное, разглядывал меня поверх очков, а заявление подмахнул не глядя, но раздражённо.
Осложнения начались, когда пришлось обегать с бегунком кабинеты управления. В комитете комсомола содрали с неплательщика сто семьдесят пять рэ, в базовом профкоме чуть меньше – сто тридцать. Эти суммы основательно подорвали остаточный капитал, но смертельный удар по нему нанёс отдел снабжения: недонос спецодежды обошёлся мне в семьдесят рублей, что было ещё терпимо, но вдруг оказалось, что с меня не высчитывали за обмундировку! Я сидел и хлопал ушами, а девица-красавица, любушка-голубушка «с глазами дикой серны» водила пальчиком по лицевому счёту и бормотала, бормотала, ввергая меня в ужас:
– Брюки суконные – сто шестьдесят… ботинки кожаные – сто пятьдесят… две тельняшки по сорок пять – девяносто, шинель –
