писем, вряд ли припомнилось хотя бы одно название.
«Приключения, по существу, – писал дядя Миша, – научно-фантастическое произведение, типа тех повестей, которые печатаются в журналах с продолжениями. Я, правда, не сторонник теперь этой литературы, но сам увлекался ею в детстве и признаю её законность. Написать „Приключения“ и легко, и трудно. Трудно – потому что не видишь моря, гавани, кораблей, нет натуры, жизненного морского опыта, и можно впасть в фальшь. Легко – потому что, имея живое воображение и энциклопедическую осведомлённость в нужном направлении, можно строить различные сюжетные положения, интриговать читателя, ибо в фантастике соблюдение типичных жизненных ситуаций не всегда обязательно».
Я вздохнул и отложил письмо. Творчества на этом поприще «долго, долго» не получилось. На краски потянуло юного писаку, по-прежнему мечтавшего о морях. «Репортёрствовал», колесил по свету и… Начинать теперь всё сначала? Начинать с чистого листа, чтобы… чтобы ещё раз нырнуть в мир, в котором (привет, герр Шпенглер!) «совершается осуществление возможного»? Есть соблазн, есть – появился, н-да. Такие пироги. А если други советуют осуществление невозможного? Или всё-таки возможного? Ч-чёрт, и хочется, и колется, и сомнения не дают. А ведь хочется, ей-ей, хочется снова окунуться в прошлое! Живопись даёт статичный и единственный кадр. Хорошо «мечтать мечту», как говорил кеп Тимоха, при помощи слова, а не отделываться увязшим в краске эпизодом. Живописцев всегда предупреждали: только без литературщины! Но картина зрима, а слово, даже запечатлённое на бумаге, – мираж. Если капитан Кирьяк на дух не выносил «мечтать мечту», то мне и сейчас, в старости, это очень даже по ндраву. Да, бумага всё стерпит. Может, вытерпит и мои рекурсивные размышления в духе прозы?
Кстати, уже тогда, в данной давности, я почему-то назвал один из рассказиков «Прозой», на что дядя Миша откликнулся в другом письме: «Наверное, хотел назвать „Стихотворение в прозе“? Это подходит более. Сюда же можно отнести „Море“. Ей-богу, сильно! Советую совершенствовать эту лирику. Почитай стихи в прозе Тургенева, проштудируй Гоголя».
Неужели в ту пору я был способен на что-то?! Даже на лирику! Удивительно. А ведь сюжет «Приключений», припоминаю теперь, я, мягко говоря, свистнул у Адамова, с его «Тайны двух океанов». Постой-постой, была ещё и «Земля Санникова»! Её слизал у Обручева. Точно. Не плагиатствовал нахально, но темой не пренебрегал, действовал по принципу римейка. Но своим ли языком я тогда говорил?
А вот разбомбон за рассказ «Далеко в море»: «Мне не понравилось, что ты выступаешь в образе какого-то англичанина, – выговаривал дядя Миша, – и описываешь „наш клипер“, принадлежащий „одной английской компании“. Зачем эти англичане, Билли Торстоны и Гвианы? Неужели в наших советских морях нет таких штормов, которые были бы проверкой мужества наших моряков? Неужели русские матросы не любят свои корабли, как „мать
