снизу доносилась лишь отдалённая дробь глухих ударов. Словно рокот какой.
– А, это… Работяги шуруют пневматическими зубилами – слабые заклёпки выбивают из корпуса, – пояснил он.
– Сволочи! Хоть бы предупредили! – Щеглов выругался забористо и зло. – Чуть перепонки не порвали, а без них какой я радист?!
Сбежались к нам и другие дети подземелья, взволнованные музыкой сфер. У всех очумелые рожи, у всех нервный хохоток, смущение и конфуз: вроде морские волки, а наложили в штаны! Главное, всем, как и мне, вдруг показалось, что где-то «замкнуло на корпус» и значит вот-вот долбанёт током. Вот что значит гробовая тишина, мрак и другие прелести замкнутого пространства: первая неожиданность – и сразу в мозгах сдвиг по фазе!
Работать дальше никто не захотел. Парни разбрелись. Я спустился в док.
Под днищем «Кузьмы» братья по классу вгрызались грохочущими зубилами в его стальное подбрюшье. Уши прикрыты толстыми резиновыми нашлёпками. О себе позаботились, а про нас забыли. У меня, например, в черепушке всё ещё звякало и гудело.
Не выдержав, я запустил подобранной гайкой в спину ближнего гегемона и угодил в каску: б-бум! Пролетарий содрал защитные очки и обернулся в гневе, а я чуть не подавился слюной: «Батюшки, наш старпом!» Во тихушник! Нас загнал под палубу, а сам решил подшабашить на свежем воздухе.
– Гараев, ты?! Какого чёрта?
– Миль пардон, Юрий Константинович, обознался! Вернее, обозлился. Мы, значит сидим внутрях, как в консервной банке, и вдруг нате вам – бац! Такая музыка! У радиста чуть не лопнули перепонные барабанки.
– Сам ты «барабанка», Гараев, – усмехнулся чиф. – Ладно, я тоже… миль пардон. Не учёл резонанс. Больше никто не травмирован?
– Только психически – шок, – ответил ему и подумал, а нельзя ли срубить хоть какую-то выгоду с «резонанса»? – Завтра мы зачистим свой участок, так не отпустите ли вы меня в Кёниг хоть на пару дней?
– Поезжай, – легко согласился он. – Два дня тебе на дорогу и три там. И сразу обратно.
Но я не попал в Кёниг. Остался.
В тот же день получил «до востребования» весточку от подруги и реляцию Лаврентьева. Подруга сообщала, что приедет по весне, когда растает снег, так что, милый, в тоске и тревоге не стой на пороге, а лучше черкни о своих конкретных планах. Черкнул, что намерен добиваться списания с «Кузьмы», а буде на горизонте появится Жека Лаврентьев, то вместе с ним свалить за этот самый горизонт на «белом пароходе». Когда это случится и случится ли вообще, я не знаю – ещё не успел оглядеться, а огляжусь – буду пресмыкаться перед любой управленческой шишкой, чтобы это намерение осуществилось.
Само собой, что ответил ей лишь после того, как ознакомился с Женькиной цидулкой. Он жаловался на проблемы и волокиту, хотя, в целом, беготня его уже позади. Осталось дождаться
