свою очередь, может пониматься и как пустота, и как ничто, и как вечное становление. Зияние указывает на зев, на разверзшуюся пасть, в которой все пропадает. В хаосе нет связи между началом и концом. Здесь существуют начала, которые никак не начнутся, и концы, которые никак не закончатся. А значит, в нем есть все. Хаос есть место, которое вмещает себя в целое. А его беспорядочность оказывается творческой полнотой.
4. В современной французской философии понятие хаоса заменяется хаосмосом, тем, что не является ни хаосом, ни космосом, а чем-то средним, неустойчивым и нестабильным. То есть Лиотар и Делез попытались в самой материи языка утвердить нестабильность, бесструктурность хаоса, показывая неразличимость в нем хаоса и космоса. Хаос потенциально космичен, но эта его космичность имеет множественный характер. Она не ограничена единственно возможной версией обретения смысла.
Рождение абсурда
Кант в «Основах метафизики нравственности» настаивает на том, чтобы мы мыслили поступок человека свободным и необходимым в одном и том же смысле, в одном и том же отношении. Не может быть так, чтобы в одном отношении я был свободен, а в другом – нет. «Человек должен и представлять и мыслить себя таким двояким образом»[1]. А это значит, что аналитика человека, ограничиваясь плоским правдоподобием, не может помыслить необходимо соединенным то, что исключает друг друга. Человек – это практический априорный синтез чувственного и сверхчувственного, которому не надо выходить за пределы самого себя, чтобы найти безусловное для условного, умопостигаемое для чувственного.
Абсурд, – говорит Делез, – есть то, что существует без значения, как, например квадратный круг или гора без долины[2]. Чем плоха эта формула? Эта формула плоха тем, что она заставляет нас понимать абсурд концептуально. Например, я взял лестницу и залез на крышу. Лестница имеет для меня значение. Но для того, чтобы ходить по крыше, мне лестница не нужна. Она для меня не имеет значения. Но следует ли отсюда, что я буду абсурдно ходить по крыше? Нет.
Формула Делеза нехороша тем, что она связывает абсурд с существованием и не связывает само существование с чувством. Ведь существование само по себе может быть дано в представлении или в понятии. Но абсурд нельзя дать в представлении в силу его двойственности, так же как о нем нельзя составить понятие в силу его неоднородности. В понятии мы можем дать философию абсурда, но не абсурд.
Вывод: абсурд может быть дан только чувством. Чувство невозможного есть чувство абсурда.
Открывая книгу Камю «Бунтующий человек», мы читаем: «…Речь пойдет о чувстве абсурда, обнаруживаемом в наш век повсюду, – о чувстве абсурда, а не о философии абсурда, собственно говоря, нашему времени неизвестной».
Вот, например, как передает это чувство Хармс в рассказе «Голубая тетрадь № 10». Был, – рассказывает Хармс, – один рыжий человек. Это был странный человек. У него
Кант И. Основы метафизики нравственности. М., 1999. С. 239.
Делез Ж. Логика смысла. М., 1998. С. 58.
