с себя желудевое платье.
Когда фрау Герта уснула, Эрика выждала немного и тихонько засвистела. Надсмотрщица пошевелилась, но не проснулась. Тогда Эрика встала и подошла к окошку. Отчего-то фрау решила, будто бессмысленным девицам вредны сквозняки, и закрыла окно, а ночь была теплая, одна из последних теплых ночей августа. Девушке вспомнились маттиолы, которые в усадьбе высаживались именно для того, чтобы благоухать ночью. Убегая, она постояла, наслаждаясь ароматом – и скоро ли встретится с ним вновь? Сажают ли маттиолы в Санкт-Петербурге?
Эрика медленно распахнула окошко и села на подоконник. Ароматы во дворе были обычные для трактира, при котором есть хлев, птичник и конюшня. Но это было лучше, чем духота маленькой комнаты. Да и спать не хотелось. Хотелось думать о Валентине…
Трактир в предместье, где земля была не очень дорога, строился понемногу и в соответствии с обстоятельствами. Вот шесть лет назад собрался в Риге лифляндский ландтаг, на который съехались помещики всего края, а мудрый трактирщик, зная, что в крепости им всем не поместиться, тут же нанял каменщиков и плотников, воздвиг флигель на двенадцать комнат, шесть вверху и шесть внизу. Но, чтобы не пострадали конюшня с хлевом, флигель поставили не совсем удачно – из его окон были хорошо видны окна старого здания, да и голоса слышны лучше, чем хотелось бы.
Сейчас постояльцев в трактире было немного. Свет горел всего в трех окнах. Вдруг одно распахнулось – и Эрика замерла. Она увидела Михаэля-Мишку. Похититель тоже присел на подоконник и что-то говорил по-русски. Эрика видела темный профиль, словно обведенный серебряным карандашом. Похититель был ей симпатичен – она улыбнулась…
Потом Эрика сообразила, что во дворе должно быть совсем пусто. Имело смысл потихоньку выйти и спрятать нож с кошельком в дормезе – все равно ведь в нем ехать до самого Санкт-Петербурга. А дормез – вот он, стоит под навесом у конюшни.
Ходить бесшумно в пантуфлях – непростая задача, но Эрика не торопилась, она могла ступать медленно и плавно, без стука. Взяв свое имущество, она вышла на лестницу и спустилась вниз. Во дворе действительно не было ни души. Вдоль стенки она проскользнула к дормезу и забралась вовнутрь. Там было множество мест, где спрятать пояс с ножом и кошельком – от мешков, что подвешивались к стенкам, до щелей за сиденьями. Она выбрала щель.
Теперь нужно было вернуться в комнату. Эрика приоткрыла дверцу дормеза и замерла. Она услышала мужские голоса. И что занятно – они переговаривались по-французски.
Французский Эрика знала сносно – в самой светской гостиной бы не опозорилась, письмо написала бы без ошибок, даже очень длинное, но читать романы могла лишь со словарем: в письме-то используешь только те слова, которые знаешь, а сочинитель-француз менее всего беспокоится, что его измышление будут читать в Курляндии, и вставляет самые диковинные словечки. С романом Руссо «Новая Элоиза» Эрика сражалась чуть ли не полгода, хотя роман был в большой моде и следовало бы справиться с ним поскорее.
Но те двое, которые вышли во двор, чтобы в темноте без помех избавиться
