ни на что внимания, твердила она, с трудом удерживая зеркало в дрожащих руках. И увидела. Она стояла на пепелище. Рядом суетились люди, выли сирены скорой помощи, мимо проносили тела в пакетах. «Нет!» Искажённое горем лицо пошло рябью и исчезло, уступив место другому, залитому слезами – лицу нищенки в лохмотьях. «Нет!» На смену ему пришло безвольное лицо сумасшедшей, запертой в комнате с решёткой на грязном окне. Следом – окровавленное, неподвижное, словно маска, лицо молодой мёртвой женщины… «Нет! Не хочу!!!»
Снова вместо зеркального коридора – невнятная муть. Свеча погасла, превратившись в бесформенную кучу воска. Она опустила зеркальце и зарыдала.
– Зря, – раздался тихий голос. Кто-то тяжело вздохнул.
– Кто здесь? – она застыла, не отводя глаз от зеркала.
В комнате была полная темнота, даже городские огни в окне погасли. Однако зеркало не было тёмным. Из него бил холодный, мертвенный свет, заполняя собой всё вокруг. Стало зябко и одновременно душно. Лучи медленно двигались, постепенно закручиваясь спиралью. Наконец, сквозь них проступили очертания черепа. Большого, белого, гладкого, с зияющими глазницами и глумливой щелью рта. Она жалобно засипела, дернулась, хотела убежать, но всё тело сковал ужас.
– Ты слишком разборчива, – продолжал голос, – легко отказываешься от своей судьбы.
– Неужели любая моя судьба – несчастна? – прошептала она, – неужели моё будущее может быть только таким?
– Лучше спроси, каким было твоё прошлое, – прошелестело в ответ.
– Каким? – она удивилась. – Всё было хорошо…
У женщины, появившейся в зеркале в следующую секунду, действительно всё было хорошо. Просто замечательно. Вечернее платье по моде тридцатых годов, перо в причёске, новенький кабриолет. Та, что её сменила, восседала в резном кресле, больше напоминающем трон, держа веер в изящных, унизанных драгоценностями пальцах. Следом показалась дама, которая, блаженно прикрыв глаза, лежала на инкрустированном золотом и слоновой костью ложе, пока рабыни натирали гладкое ухоженное тело маслами.
– Это я?
Картины, скорее напоминающие исторический фильм, чем быль, поразили её даже больше, чем мрачные пророчества будущего.
– Ты, – подтвердили откуда-то из глубины зеркала. – Чаша наполнилась.
– Какая чаша?
– Чаша твоего счастья.
– И теперь мне суждены лишь горести? – от гнева и ощущения несправедливости она разом перестала бояться. – Почему? Чем я заслужила такое?
– Чаша наполнилась, – бесстрастно повторил голос.
– Но я же говорила «нет»! Они спрашивали меня, и я не соглашалась! Теперь будущее, которое я видела, не наступит?
Неведомый собеседник промолчал, а она, замерев от страшной догадки, тихо продолжила:
– Но я же отказалась от всех вариантов…
