воспоминание с тех пор, когда мне было десять лет. Дело происходило в Даларна. Я искала гнездо и, обнаружив маленькое дупло, осторожно подкралась к дереву. Подойдя вплотную, я сильно ударила по стволу рукой, и писк внутри смолк. Не знаю, почему я так поступила, но мне это показалось правильным. Потом я отошла на несколько шагов, уселась в черничнике и стала ждать. Через несколько минут прилетела маленькая птичка и села на край дупла. Она заползла внутрь, и писк возобновился. Помню, я рассердилась. Когда птичка вылетела, я отыскала старый пень и подтащила его к дереву. Взяла достаточно большую палку и влезла на пень. Затем я принялась сильно колотить палкой чуть наискосок вниз и продолжала до тех пор, пока писк не прекратился. Я снова слезла с пня и стала поджидать птицу, которая должна была скоро вернуться. Мне хотелось посмотреть, как она отреагирует, обнаружив своих птенцов мертвыми.
София почувствовала, что у нее пересохло во рту, встала и пошла на кухню. Наполнила стакан водой и выпила.
Что-то в рассказе Виктории показалось ей знакомым.
Он ей что-то напоминал.
Может быть, сон? Да, наверное, так и есть. Сон.
Она вернулась в кабинет. Магнитофон продолжал работать – она его не выключила.
Голос Виктории Бергман казался зловеще скрипучим. Сухим.
Когда пленка закончилась, София вздрогнула. Полусонно огляделась. Время уже перевалило за полночь.
За окном все стихло, Эландсгатан опустела. Дождь прекратился, но мостовая по-прежнему оставалась мокрой и поблескивала в свете уличных фонарей.
София выключила компьютер и вышла в гостиную. Микаэль уже отправился спать, и она осторожно улеглась у него за спиной. Она долго не смыкала глаз и думала о Виктории Бергман.
Самое удивительное, что после монологов Виктория незамедлительно возвращалась к своему обычному, собранному “я”.
Будто переключалась на другую программу. Одно нажатие кнопки на пульте – и опять новый канал.
Другой голос.
Так же ли происходит с Самуэлем Баи? Разные голоса, сменяющие друг друга? Вероятно.
София заметила, что Микаэль еще не уснул, и поцеловала его в плечо.
– Я не хотел тебя будить, – сказал он. – Ты там так замечательно смотрелась. Даже разговаривала во сне.
Около трех часов она встала с кровати, достала одну из кассет, включила магнитофон, откинулась на спинку кресла и отдалась во власть голоса.
Фрагменты личности Виктории Бергман стали распределяться по своим местам, и Софии показалось, что она начинает понимать. Может испытывать симпатию.
Видит картины, которые Виктория Бергман рисует словами, столь же отчетливо, как если бы смотрела фильм.
Однако беспросветное горе Виктории ее пугало.
Было слишком велико для понимания.
Бездонная боль, с годами все глубже проникающая в ее плоть.
Вероятно,
