поёт – плохо? Это прекрасно!
– Ну, спасибо вам на добром слове: порадовали!.. Как зимовьюшко наше, не развалилось?
– Ну, о чём вы! Стоит зимовьюшко. Надёжно. Прекрасно получилось у нас, Мирон Поликарпыч. Лучше не надо. Не зимовьюшко – добрая обитель.
– Учёная обитель!
– Вот-вот. Всё в ней поместилось, рабочий столик, стеллажи, на них всяких хлебов и трав понакопилось. Хожу собираю по окрестным селеньям, на лугах.
– Чародействуете?
– Выходит, так… А что слышно о наших сподвижниках – Ханхале Очирове и о полтавском Дмитро?
– Виделись мы тут как-то на рынке. Дмитро сторонится, как осерчал тот раз, так и не отходит. А поприметил я: плохо у него с хлебопашеством и ржицу на базаре у мужиков побогаче смекает.
– Бог не в помощь ему?
– Тако, видно. На Бога надейся, а сам не плошай. А Ханхала Очиров, этот мужик бедовый. Скотиной живёт богато, к пашне радеет не шибко, но о вас вспоминает добро. Собирается на ваше поле, посмотреть, что делаете, да узнать кое-что.
– Это похвально. Пусть приезжает. Одарить пока добрыми семенами не смогу, но что есть, повидает. Опыты мои в зачатке…
– Любопытно – какие?
– Всякие, Поликарпыч. Больше наблюдаю за пшеницей. Она приманила.
– Тут она редкая гостья.
– Надо, чтоб хозяйкою стала.
Я раскрыл цель появления на базаре. Мирон Поликарпович с превеликой охотой вызвался помочь, и мы отправились, соблазняясь удачей. Часа полтора с пристрастием приглядывались к мешкам с зерном и мукою «в калашном ряду». Я отчаялся увидеть что-либо подходящее – всюду был один ржаной хлеб. Мирон Поликарпыч неожиданно взял меня за локоть и потянул в затенённый угол.
– Петрович, видишь, что там?
– Ничего не вижу пока.
– Любо-дорого посмотреть. В редкость это в наших краях таёжных. Прямо – чудо!
– Мука пшеничная?!
– Она!
Крестьянин, стоявший возле мешков с мукой, услышал наш возбуждённый разговор и посмотрел с любопытством. Одет он был в новенький зипун из рыжей овечьей шерсти, добрый картуз сдвинут на правый висок, коротко острижена ещё не тронутая сединою густая округлая борода. Открытое широкое лицо его выражало глубокое внутреннее спокойствие – такой человек знает себе цену, убеждён в своей силе и правоте. Однажды, когда пришел счастливый миг, он утвердил себя в этом и, вероятно, останется непоколебимым теперь вечно.
– Хозяина знаешь, Поликарпыч? – шепнул я Сохатому.
– Кажись, не встречался.
Мы подошли вплотную, лицом к лицу, поздоровались. Крестьянин снова окинул нас оценивающим взглядом, ответил внушительным басом:
– Пожалте, добрые люди… Чиво изволите?
– Ваша мука заинтересовала. По виду – хороша!
– О! Такой цены нету.
– Так продаёте же, стал быть,
