Не денешься, раз живёшь на миру. Частенько крестьяне наведываются. Идут. Из самых дальних сторон наезжают. Што надо? Одного: семян, семян! Более ничего не просят. Давай им что угодно – отмахнутся. Особо много ходоков было в неурожайном девятьсот двенадцатом году. Во всей нашей округе чуть ли не все посевы тогда вымерзли. Остались люди без хлеба. Бедновата была ещё и моя кладовая, но, что возможно и подходяще, давал, не жалел. И тому были рады…
А однажды, ещё в начале опытнической работы, явился ко мне сам батюшка. Пожаловал во всём своём церковном облачении, в чёрной просторной рясе, крест золочёный на виду, русая борода густа и округла. Высок батюшка и статен. Возрастом примерно моих лет.
Слышу басовитый голос: «Доброго вам здоровья, господин Соснов! Пред вашим челом настоятель божьего храма отец Сафроний». – «Рад вас видеть, – отвечаю. – Думал пригласить, а вы сами наказ божий исполнили». – «Такова служба – услышать заблаговременно зов людской. Освятим поле хлебное». – Батюшка осенил поляну крестом. Хошь ты не хошь, а ничего без его благословения не сотворишь. Сила, что дана батюшке по воле Божьей, крепка и непоколебима.
Думаю: доброе напутствие в делах моих помехой не будет. А батюшка, ровно прочитал мои мысли, говорит: «Все деяния людские благословены Всевышним… Не научайте крестьян противу его хотения». – «Крамольных мыслей я никому не внушаю. А что крестьяне идут ко мне – я обязан дать им хлеба». – «Благостны помыслы ваши…
Окропись дождём, поле житное,
Возроди, земля, зерно крупное,
Подиви людей нивой тучною
Да порадуй их хлебом досыта…»
«Слышу молитву, батюшка, аль это стихи Кольцова?» – «Земное слово, господин Соснов. Вечный зов Божий к пахарю». – «Славно молвлено». – «Для людской благодати, господин Соснов. Молитесь за неё и творите благопристойные дела. Доброе вечно!»
Перекрестился отец Сафроний и ушёл довольный содеянным…
Мы собрались покидать поле, пора было идти домой (Маргарита Максимовна наказывала мужу обязательно вернуться к полдню), когда отец, чуткий ко всяким малейшим переменам в природе, обратил внимание на вывернувшуюся из-за леса большую взлохмаченную тучу.
Шла она бойко и, как нарочно, прямо в направлении к опытному полю. Минут через десять туча, разрастаясь, застила полнеба, ударила до самой земли прямая молния и следом гулко полыхнул гром. Посыпался град.
– Вот он, гостюшко, пожаловал незваный, – с тревогой сказал Иосиф Петрович.
Град хлестал ошалело, на открытых прогретых местах таял, а запавший в ложбины скапливался в белые грядки.
Иосиф Петрович смотрел на поле встревоженно, не скрывая жалости к посевам – как ещё бессилен человек в столкновении со стихией.
– Для опытов град – сущее бедствие, – сказал учёный. – Бывает, погибшие образцы либо не восстанавливаются, либо оживают лишь по истечении долгого времени.
Густо-лиловая туча ещё тяжело висла над полем и сыпался град, только мельче
