направляются в открытое море. Она взглянула на Рафела, стоящего рядом с ней.
– Возможно, – сказала она, вопреки всем своим жизненным инстинктам. – Возможно, это чудо.
Позже, когда она лежала на своей койке, а корабль поднимался и опускался на волнах неспокойного моря, Рафел постучал в ее дверь. Перед этим она услышала его шаги в узком проходе к каюте.
– Открыто, – отозвалась Надия. Она сказала это тихо, хотя внизу никого больше не было. Натянула простыню до самого подбородка и села на койке. Волосы ее, конечно, были распущены. Теперь они стали короткими, едва касались плеч. Рафел вошел с корабельным фонарем, повесил его на тяжелый крюк. И закрыл дверь.
– Наверное, теперь тебе следует ее запирать.
Надия покачала головой. Она еще не успела уснуть и была собранной.
– Экипаж знает, что мы никогда не запираем двери. Нельзя что-то менять. Я доверяю нашим тайникам.
– А я не доверяю ничему ни на земле, ни на море. – Он всегда так говорил.
Она слабо улыбнулась ему.
– В чем дело, Рафел? – Он нечасто вел себя так. Она с трудом могла вспомнить, когда это было в прошлый раз.
У нее в каюте стояла квадратная табуретка. Он отодвинул ее от стены и сел, медля с ответом. А когда заговорил, то сказал нечто неожиданное.
– Сегодня вечером я чувствую себя старым, – признался он.
– Это был трудный день. Ты не старый.
Он покачал головой:
– Старше всех на этом корабле.
– Даже Эли?
– Может, кроме Эли. Мы вместе росли.
– Ты не выглядишь старым. Ты выглядишь как храбрый красивый корсар.
Он в ответ рассмеялся:
– Знаешь, никто никогда в жизни не называл меня красивым.
– Неужели? Назвать еще раз? Это сделает тебя счастливым?
– Я не бываю счастливым, Надия. Но… да. Сделай это. Только на палубе, чтобы другие услышали.
Настала ее очередь рассмеяться:
– Я могу улыбаться, когда это скажу?
– Нет. Мы же не хотим, чтобы тебя сочли неискренней?
Он услышал ее смех. Это заставило его осознать, в который раз, как редко удается его услышать. Надия жила такой жизнью, подумал он, которая не располагает к смеху. Возможно, теперь наконец это изменится? Если у них все получится? Опасность не мешает смеху; не то что рабство. Или это неправда? Возможно, и мешает. Ее лицо, обрамленное волосами, уже снова стало серьезным.
– Я должна поверить, что это действительно имеет для тебя значение? – спросила она. – Если на то пошло, мне это тоже редко говорили, с тех пор как я выросла. – Она никогда не рассказывала о своем детстве. – Почему ты пришел сюда так поздно?
Он двинулся к ответу на этот вопрос окольным путем. Он почти всегда так поступал. Старая привычка, возможность понаблюдать
