уступаю очередь даме, она благодарит меня. Ярко-красный бант и раскрасневшаяся, окончательно напуганная девочка исчезают за портьерой.
За стеной голос Акима:
– Пожалуйста, слегка поднимите голову. Вот так, вбок.
Щелкает затвор, задвигали стулом.
– Можно, – говорит Эстер.
– Подожди, я хочу с тобой наедине поговорить.
– О чем?
Она настораживается, я это чувствую, она все время настороже.
– Ты должна сама знать – о чем.
– Если бы я знала.
Вплотную подходит ко мне.
– Если бы я знала, если бы я могла охватить все то, что надвинулось на меня!
Я спрашиваю холодно:
– Ты с нами или не с нами?
Она горестно отвечает мне:
– Как ты ничего не хочешь понять.
Поникла вся, нагнулась над каким-то альбомом… Что я должен понять? Разве в Париже мы не поняли все? Разве и до Парижа мы не понимали, куда надо идти и что делать? Мы вышли на дорогу, и она должна быть пройдена. Мы знали, что предстоит нам, и должны докончить. Сегодня мы еще раз вместе, а завтра будем в разных углах города. Возможно, до последнего дня я не увижу Эстер, так пусть она сегодня ответит мне.
– Ты с нами или не с нами? С того дня как мы приехали сюда, ты ушла от нас, ты словно чужая. Что ты привезла с собой? Я тебя не видел три недели, а увидал другую. Что произошло за эти три недели? Вера исчезла? Сил нет? Но ведь мы только начинаем. Ответь мне раз. Пойми, какое положение создалось. Ты всегда в стороне. Но разве мы не вместе должны идти? Вот вспомни Париж. Вспомни все то, что мы отбросили, через что мы перешагнули. Тогда ты была с нами, а теперь ты отошла в сторону. Ты только погляди на Акима. И он это чувствует и он удивлен.
– Он не ты. Он может удивляться, но не ты.
Я резко отвечаю:
– Он или я – это одно и то же.
– Есть разница.
– Никакой.
Она, тихо поднимая глаз, говорит:
– Ты злой сегодня.
– Мне больно.
– А мне?
Плачет неслышно. Доносятся шаги Акима. Аким не должен: иду ему навстречу. Оглядываюсь – вздрагивают плечи Эстер… Она никогда не плакала при мне, это впервые. Еще раз оглядываюсь – как-то жалобно и беспомощно упала коса, скользнула вдоль простенького платья и свернулась. И внезапно непонятная тревога и предчувствие чего-то темного, надвигающегося на нас, охватывают меня, но так отчетливо, так живо, что я могу ощутить их. Я почти бегом направляюсь к Акиму, словно возле него хочу убедиться в другом – существенном, нашем.
Вижу его бодрую улыбку… Глупости, ничего не изменилось.
Аким идет сейчас с визитом к своему полковнику.
– Он нам пригодится, не правда ли?
Пригодится, конечно, пригодится. Читаю записку Бориса: он не мог прийти, ему предложили работу в слободке, он ее принял. Великолепно, тем скорее доберется до водопровода. Очень хорошо – мы подвигаемся вперед, концы разбросаны. Настанет
