кашемир с велюром скользит куда то мне в руки, точнее, мимо рук. Звенит струя воды в кране, мелькают ее руки в ободе тонких браслетов. Звякает посуда, она тотчас находит внизу, в шкафу, какие то веселые чашки, с ягодами и цветами, ложки, блюдца, вазочки для варенья… Жужжит микроволновка, пахнет разогретыми блинами.
– Я могу плиту включить? Мне нужна заварка. Что же там было, в колонке то?
Я аккуратно вешаю в стенной шкаф пальто фея, отряхивая его и одновременно, наблюдая за ее хрупким силуэтом в сером джерси с черной замшей воротника, корсетным поясом и россыпью узких черных пуговиц на манжетах.
– Милая, ничего.. Засорилась немного. Миша фитиль почистил и все. Еще чуть чуть там мы поршень смазали… Но, все равно, надо, чтобы она поработала немного. Не поднимайся пока туда. Если что, сразу иди на улицу, зови меня, Мишу, Лешку… Мы не знаем, как там.. Ее не включали пару лет… Даже в вытяжном колпаке и на штифтах была пыль.
– Он не жил здесь, ты говорил мне, да?
– После.. жены он – не мог…. Потому – продал дачу. Обычно они жили здесь с мая по ноябрь. Зимой приезжали на выходные. Там столько старых журналов, выкроек каких то.. Может быть, Ане надо? – Я развожу руками
– Не знаю. – Фей пожимает плечами. – Вряд ли. – Сейчас – все иначе. А книг там нет?
– Нет. Там уйма сундуков. Оббитые железом, не поднимешь, только двигать.. Может, в них книги?
– Ага, и еще, фей, представь, там, на всех сундуках, черепа нарисованы и красным перечеркнуты. – Шмыгает носом Лешик, заглядывая на кухню и подмигивая нам обоим сразу двумя глазами. И как у него это выходит, не понимаю?! Но сразу – фыркаю от смеха. Фей тоже улыбается.
– Ну, и чего Вы смеетесь – то, фашистские это, что ли, сундуки? – нетерпеливо морщится Лешик. – Там вот, по – немецки написано, на одном я разобрал: «Drang nach osten…» Грэг, а чего это значит?
– «Переброска, отправка на восток», – отвечаю я. Так отмечали грузы трофейные, отправленные из районов оккупации, захваченных территорий.
– Грабленные, что ли? – удивленно таращит глаза Лешик. Он не по годам смышлен.
– Награбленные. – Тихо поправляет фей, и ахает – удивленно, тотчас – А откуда здесь это, Боже свЯтый?! С войны почти семьдесят лет прошло..
– А вдруг там – мины? – восторженно шепчет Лешик, и втягивает ноздрями аромат разогретых блинов. – Дай блинчик, фей? Один? Чего то жрать охота!
– Есть. Кушать, Лешенька. Чаю налить тебе? – Фей вздыхает, и опять его руки начинают мелькать над столом, блюдцами, чашками. Лешка наворачивает блин за блином, громко прихлебывая из яркой» ягодной чашки» немыслимо засахаренный чай – на четыре ложки – а я, уже спустившись на крыльцо, вдруг, рывком, возвращаюсь опять на кухню:
– Ланочка, Христа ради, не поднимайся без нас на чердак! Посидите с Лешей тут.
Она смотрит мне в глаза и медленно оседает на табурет, вцепившись в столешницу.
– Да. Не волнуйся. Да. Мы посидим тут. Или выйдем
