покидания агростанции сразу всеми дождевыми червями одновременно.
Идя представляться родственникам невесты, я не нашёл ничего лучшего, как назвать себя «читателем-почвенником». В общем-то, я немного и врал. Литература была той связью, которая ну хоть как-то, но связывала меня с почвой, с этим верхним плодородным слоем земли. Правда, то была опасная почва, на которую я так бесшабашно ступил. Мои будущие родственники прекрасно знали, читали и чтили таких писателей как Белов, Абрамов, Распутин, Астафьев. Более того, они напрочь не признавали писателей других тем. Когда сидевший напротив меня за столом старичок, славный седенький почвовед, правда, здорово выпив, вдруг признался, что ценит и «Русский лес» Леонида Леонова, ему устроили форменную обструкцию. Вероятно, его давно уже обвиняли в тайном пристрастии к лесоводству. Потом стали коситься на меня. Да я и сам чувствовал, что вот-вот с меня сорвут маску тоже. Поэтому решил упредить. Промокнув салфеткою губы, я встал и сказал, что читал Станислава Лема.
А ведь мог бы и промолчать! В глазах почвоведов такой отрыв от земли носил совсем уже необратимый характер. Это было как полёт в космос первых кораблей-спутников. То есть со стартом, выводом на орбиту, расстыковкой с последней ступенью, но без права возвращения на родную планету. И напрасно Лима пыталась за меня заступиться. Напрасно она даже угрожала, что сейчас прочитает свои самые любимые стихи про то, как дождевые червяки роют землю, то есть глотают её и пропуская через свой организм-кишечник… Я не позволил ей этого сделать, сунул её под мышку, и мы уже уходили, когда нас догнал маленький седенький старичок-почвовед-отступник-лесовод. Он вынес графинчик на посошок и долго советовал нам быть самими собой несмотря ни на что.
– Не обижайтесь, молодой человек, не слушайте вы их! У них, стариков, здесь свои стариковские игры. Любят поиздеваться над нами, молодыми. – И старичок подмигнул. – Любят-любят! Я знаете, сам иногда почитываю фантастику хотя и от деревенской прозы не откажусь. Вот, знаете, если вы захотите соединить всё это вместе, я буду очень, очень рад. Я это с удовольствием почитаю.
Потом мне стало обидно, что меня так бессовестно разыграли. Я даже обижался на Лиму, которая подыгрывала своим почвоведам. А вот Лёша, когда я ему об этом рассказал, ужасно громко захохотал.
– Ну, ты влип, фантаст-почвенник! – хохотал Лёша, услышав эту историю. – Ну, ты попал! Ну, ты всё! Назвался груздем, пиши пропало! Только псевдоним возьми позвучнее. С иностранщинкой. Или нет! Поменяй «ский» на «скер». Харитонченковскер! Классссс!
Меня тогда удивила его такая чрезмерно громкая реакция. «Назвался груздем, пиши пропало!» Чушь. С другой стороны, я тогда не знал, что он так обращался к себе. Я думал, что это снова как-либо завязано на его женщин, на Рыбку.
Рыбка, Рита, Маргарита, его жена, теперь всё чаще ходила вместе с Лёшей по гостям.
