выглядел, как представитель власти и закона. Даже когда пил пиво в пятницу вечером в баре «Улыбка» на берегу реки. Или когда копал грядки. Или когда чинил машину. Или когда перелезал через забор жилого дома на улице Подгорной.
Пшеницын спрыгнул с забора и подошел к дому. Он посмотрел в окно комнаты, приложив ладони к лицу, чтобы не отсвечивало.
– Мать моя женщина, – негромко сказал он и перешел к соседнему окну. Заглянул в него и ничего не сказал. Обошел дом и без стука вошел внутрь.
Его глазам открылась следующая картина: стол был заставлен пустыми бутылками, немытой посудой и завален всякими объедками и огрызками. Рядом лежал опрокинутый стул, а под стулом лежал мужчина в белой рубашке. Рубашка была испачкана кровью, голова мужчины была в крови, и пол вокруг него тоже был залит кровью.
Перед ним стоял на коленях другой мужчина. Он был лохмат, усат и одет в тельняшку с длинными рукавами. Он обнимал себя за плечи и раскачивался из стороны в сторону. Мужчину в тельняшке Пшеницын знал. Это был Валера Шаврин, бездельник, вор и пропойца. Пшеницын подошел к нему ближе. Шафрин поднял глаза на Пшеницына и тихонько зашипел.
– Тихо, тихо, – успокоил его Пшеницын, – сиди где сидишь.
Он медленно обошел Шаврина слева и через открытую дверь вышел в спальню. В спальне из мебели была только широкая двухспальная кровать, стоявшая у стены. Постельного белья на кровати не было, она была покрыта каким-то ворохом тряпья, среди которого можно было разглядеть, скажем, занавески. А поверх этого тряпья лежала голая женщина, бесстыдно раскинув ноги и руки во все стороны. Пшеницын встал над ней и несколько секунд стоял, наклонив голову и смотрел. На вид женщине было лет тридцать-тридцать пять и ее, наверное, можно было бы назвать даже симпатичной, если бы не следы многолетнего употребления некачественного алкоголя на ее лице.
Пшеницын подошел к ней ближе и, протянув руку вперед, потрогал ее грудь. Грудь была твердая и холодная.
– Понятно, – сказал Пшеницын и повернулся к двери. В дверях стоял Шаврин и улыбался.
– Я тебе сказал где сидеть? – спросил Пшеницын, – вернулся на место, живо.
– Я за Любку любого порву, – сказал Шаврин.
Пшеницын взялся за край занавески, выдернул ее из-под лежащей женщины и накрыл ее сверху. Это было не по инструкции, но Пшеницыну сейчас было наплевать на инструкции.
– Ты кто, – сказал Шаврин. Пшеницын подошел к нему и толкнул его в плечо.
– Пошел, давай, – сказал он.
– Сам пошел! – заорал Шаврин и взмахнул рукой. Пшеницын увидел в его руке большой кухонный нож. Он легко перехватил руку с ножом, пару раз стукнул ее о дверной косяк, пальцы Шаврина разжались, нож упал и воткнулся прямо в босую ногу Шаврина. Шаврин заорал, оттолкнул Пшеницына и кинулся к окну.
– Стоять! – крикнул Пшеницын, но Шаврин с разбега нырнул в окно. Стекло с грохотом разлетелось и Шаврин застрял в окне. Его передняя часть туловища оказалась
