превыше закона.
– А если я буду протестовать?
– Голос царевны слишком слаб, чтобы его услышали.
– А если поднимутся все Милославские?
– Милославских мало, царевна. Нарышкиных поддержат многие бояре и церковь. За ними сила.
В тот момент ему хотелось только одного – чтобы Софья покинула его дом и не заставляла отвечать на вопросы, на которые у него не было ответов. Но девушка, похоже, не собиралась уходить. В ее глазах вдруг полыхнуло пламя.
– Как ты думаешь, князь, что будет, если стрельцы ударят в набат? Это тоже будет сила?
У Голицына округлились глаза, а промолчавшая весь разговор Марфа Алексеевна даже руками всплеснула от ужаса.
– Надеюсь, что Господь помилует нас от такой чаши. Если стрельцы пойдут на Кремль, то прольется столько крови, что город в ней захлебнется. Даже не думай, царевна!
– Ну почему же? – В ее голосе послышались мстительные нотки. – Почему безграмотный мальчишка должен сесть на отцовский трон, только потому, что так хочет нарышкинская саранча?
– Софья Алексеевна, – взмолился хозяин дома, бросая опасливые взгляды на дверь, – наш разговор тянет на дыбу. Пожалуйста, давай поговорим о чем-нибудь другом!
Возбужденная Софья окинула взглядом перепуганного князя, задумчиво насупившуюся сестру и тут же обмякла, превращаясь из стального клинка в гибкий тростник.
– Конечно, Василий Васильевич, прости меня, пожалуйста. Это я от разговора с братом отойти не могу. Что-то мне подсказывает, что скоро все изменится, и я боюсь этих перемен.
Расстроенный князь почувствовал угрызения совести. Не мог же он вот так, оттолкнуть от себя девушку, которая, не побоявшись страшного скандала, пришла к нему, как к самому близкому человеку. Он почувствовал сострадание и легкий укол тщеславия. А что, если Иван (читай – Софья) действительно сможет стать царем? У царевны характер – иной мужчина позавидует. Но нет, глупость все это. Но девушку так жаль, словно у него вырывают сердце.
В кабинете глухо пробили часы, отмеряя неумолимо бегущее время. «В конце концов, что я теряю? – Промелькнуло вдруг в голове князя. – Все мы когда-нибудь умрем. Латиняне потому и остались в истории, что умели рисковать». На мгновение Голицын почувствовал себя смелым и сильным, точно его любимый Цезарь, стоящий перед Рубиконом. Подойдя к гостье, казавшейся в огромном кресле маленькой и беззащитной, он опустился перед ней на колени.
– Царевна, я всегда буду вашим преданным рабом. Если понадобится – с удовольствием умру за вас. – Audentes fortuna uvat – «Счастье помогает смелым», Софья Алексеевна.
Произнес – и ужаснулся сказанному под влиянием минуты. Зачем ему соваться в драку, которая, по большому счету, его не касается? У него и с Милославскими, и с Нарышкиными и с церковью хорошие отношения. Зачем лезть в дела, от которых можно лишиться головы?
– Встань, князь!
Голос царевны прозвучал так ласково, что у него сжалось сердце.
– Я
