Всю голую правду.
Или, допустим, сидит человек на лавочке. Сидит, никого не трогает, скучает себе и в затылке чешет от нечего делать. Ну и пускай бы сидел – это его законное человеческое право. Может быть, ему так нравится. Так нет же, писатель наш тут как тут. Подойдёт, присядет рядышком и давай выспрашивать. Как зовут, мол, где родился, какого роду-племени, сколько судимостей имеет. Словом, всю правду требует выложить, как на допросе. А потом отпускает человека восвояси. Если тот, конечно, не успел дать дёру прежде. И всё до последнего словца – в книжицу.
А потом, когда наш писатель приходит к себе домой, садится он за пишущую машинку, достаёт свои записи. Глядишь, к утру готова основательная новелла или глава эпического романа.
И вот попадается ему однажды удивительный типаж – «колоритный», как он любил выражаться, «фактуристый». И прямо из самой гущи народной жизни. Просто бери – и на бумагу. Целиком и полностью.
Писатель тут же впивается в него, как клещ. Приглашает вот в это самое кафе, пивком за свой счёт угощает, вызывает на откровение. И давай строчить в книжицу – только страницы шуршат.
А типаж изливает душу, разворачивает яркие, феерические картины своей поучительной жизни. И говорит вдруг:
– Маловато будет.
– Чего? – спрашивает писатель.
– Пива. Чего ж ещё?.. Давай-ка, голубок, повторим по паре кружечек… Нет, погоди! Пивом тут, похоже, не обойдёшься. Водки хочу. А не желаешь – вали на все четыре!
Видит писатель – дело худо. Не бросать же начатое. Много ещё чего не договорено. А самое интересное, самое главное – впереди.
Заказал бутылку водки. Пишет дальше.
Типаж повеселел, разговорился, чешет без остановки. Вот-вот уже дело пойдёт к концу. Материала – на целый роман. И немаленький, страниц эдак на пятьсот.
А типаж вдруг опять замолкает и требует ещё.
Делать нечего, берёт писатель ещё водки. А потом ещё и ещё… И видит – кончаются деньги.
– Всё, – говорит. – Пустой я.
– Ну, как знаешь, – отвечает типаж. – Тогда разговор окончен. Чао, бамбино!
Сокрушается писатель, достаёт заначку последнюю. Как раз на двести грамм. Опять вроде дело пошло.
А типаж доходит до кондиции, теряет нить разговора и замолкает. Только глядит оловянными глазами и что-то соображает себе. Нехорошее что-то. А потом спрашивает:
– А ты, собственно, кто есть такой?
– Писатель я, – отвечает писатель. – Я из твоей жизни роман хочу сделать.
– Роман, говоришь, – вскидывается типаж. – Знаем мы ваши романы. Давай документы показывай!
– Зачем? – удивляется писатель. – Нет у меня с собой никаких документов.
– Ясно! – говорит типаж. – То-то, я смотрю, личность мне твоя больно знакомая, гражданин капитан.
– Что за чушь? –
