в другое измерение, населённое счастливыми и беззаботными людьми, заполненное солнцем и ветром, легкокрылыми парусами и огромным сияющим морем, на которое Сергей Тимофеевич мог теперь любоваться часами, ни о чём не заботясь более.
Поднявшись на самый верх, Полезаев свернул в узкую длинную аллею, коридором уходящую в сумерки, и затрусил по дорожке, стиснутой с обеих сторон плотными, как заборы, рядами деревьев и стриженных под машинку барбарисовых кустов.
Стало совсем темно. Аллея ещё не осветилась электрическими огнями. В спину дышал сырой ветер с моря. За деревьями двигались тени. Шуршал гравий. Где-то стучали по железу. Полезаев зябко ёжился и поглядывал по сторонам.
– Стойте! – вдруг окликнули его сзади.
Полезаев содрогнулся, словно от укуса насекомого, и прибавил шагу.
– Сергей Тимофеевич! Подождите! Мне трудно бежать за вами на шпильках!
Только сейчас до него дошло, что голос этот никак не мужской, а женский. И что принадлежит он…
– Лиличка?.. – Полезаев обернулся и встал как вкопанный, поджидая настигающую его девушку. – Что вы здесь делаете – так поздно и одна?..
– Почему же одна? – ответила она, чуть запыхавшись, и пошла рядом. – Теперь вдвоём с вами. Что за кавалеры нынче пошли? Никто даме руку не предложит.
Он смутился, неловко схватил её под руку и с трепетом ощутил, как тепла и нежна её тонкая кожа. Никогда ещё не доводилось ему прикасаться к этой руке. В другое время, в соответствующей обстановке, он сошёл бы с ума от счастья, потому что давно обожал Лиличку – тихо и незаметно, боясь обнаружить свою томительную холостяцкую страсть. Но сейчас, в этой глухой аллее, какая-то непонятная тревога тяготила его душу, не позволяя раскрепоститься чувству. Аллея была темна и длинна, как труба тоннеля. Странные шорохи пробегали по ней из конца в конец. Чьи-то шаги и голоса отдавались таинственным пугающим эхом.
– Идёмте скорей! – выпалил Полезаев, оглядываясь. – Через двадцать минут пансионат закроют.
– Ну и что! – ответила Лиличка. – Не оставят же нас ночевать на улице. Всё равно впустят.
– Не знаю, – замежевался Сергей Тимофеевич. – А вдруг возьмут и не откроют? Порядок есть порядок. Хотя… Я, вообще-то, ещё ни разу не опаздывал. А вы?..
– Ерунда всё это, – громко рассмеялась она. – Ну их всех!
– Как это? – опешил Полезаев.
– А вот так! – и она рассмеялась ещё громче.
Лиличка Филатова работала с ним в одном отделе. И путёвки в пансионат «Чайка» получили они от одного профсоюза. И поселили их в одном и том же корпусе. Только комнаты у них были на разных этажах: у Полезаева – на третьем, а у Лилички – на четвёртом. Сергей Тимофеевич нередко, затаив дыхание, следил за ней из окна, когда она прогуливалась у парадного входа с какой-нибудь из своих многочисленных подружек.
