которую Гефестион делил с несколькими друзьями. Едва Александр коснулся полога, Гефестион бесшумно поднялся, накинул плащ и вышел. Друзья немного поговорили, потом разошлись. Александр крепко спал до самого рассвета.
Грянул гром битвы.
По стерне, огибая оливы, сминая виноградники, урожай с которых только наполовину был снят бежавшими крестьянами, опрокидывая подпорки и растаптывая в кровавое месиво гроздья, два людских потока схлестнулись, смешались и забурлили, набухая и лопаясь, как пузыри в поднявшейся дрожжевой закваске. Грохот стоял оглушающий. Солдаты орали друг на друга и на врагов; пронзительно кричали в жестокой агонии, превышающей боль, которую могла вытерпеть плоть. Щиты с лязгом смыкались, лошади протяжно ржали, каждый отряд союзных войск выкрикивал собственный боевой пеан во всю мощь легких. Военачальники надрывали горло, отдавая приказы, неистово дули трубы. Над битвой повисло огромное облако прогорклой удушающей пыли.
Слева, у подножия холмов, как якорь союзного корабля, закрепились афиняне. Македонцы выставили вверх свои длинные сариссы; острия трех различных по длине копий составляли один сплошной ряд, ощетинившийся, как дикобраз. Афиняне, где могли, отражали их щитами. Самые храбрые из них бросались в бреши строя нападавших, орудуя коротким копьем или прорубая себе путь мечом, иногда неудачно, иногда сминая ряд наступающих. На дальнем крыле Филипп восседал на своей крепкой коренастой лошадке, в окружении гонцов; все его люди знали, чего он ожидает. Солдаты царя бились с такой яростью, будто их возможное поражение привело бы к смерти от позора. Здесь было тише, чем в других местах: воинам велели прислушиваться к приказам.
В центре длинная линия фронта раскачивалась из стороны в сторону. Союзные войска, частенько враждовавшие друг с другом, на этот раз объединились – все понимали, оттуда, где ряды будут прорваны, придут бесчестие и смерть. Раненые продолжали сражаться, прикрываемые щитами товарищей, или падали на землю под ноги солдат, не имеющих возможности помочь им или остановиться. Отчаянный натиск взвихрял горячую пыль. Люди обливались потом, хрипели, ругались, рубили, швыряли, задыхались, стонали. Вокруг валунов на поле схватка вскипала морским прибоем, оставляя на камнях клочья красной пены.
На северном краю, под защитой реки, ровно, как ряд бусин, протянулась цепь сомкнутых щитов Священного Союза Фив. В бою воины выстроились по двое, образовав одну линию; щит в руке солдата закрывал левый бок стоявшего рядом. В каждой паре старший, эраст, располагался справа, держа копье, младший, эромен, – со стороны щита. Правая сторона считалась почетной: младший, даже если он был сильнее, никогда бы не попросил друга уступить ее. Так повелось с древности. Недавно принесшие обет любовники горели нетерпением доказать свою доблесть. У пар, состоящих в отряде уже по десять лет, у зрелых, бородатых отцов семейств, страсть обратилась в товарищество. Союз был слишком знаменит,
