style="font-size:15px;"> – Нет, плохие новости. Я видел его в комнате для образцов. – Александр часто заходил туда, теперь он почувствовал вкус к собственным экспериментам. – Моя мать прислала мне рукавицы; мне не нужны две пары, а Аристотелю никто не шлет подарков. Он читал там письмо. Выглядел ужасно: не лицо, а трагическая маска.
– Может, какой-то софист опроверг его теории.
Александр сдержался и обратился к Гефестиону:
– Я спросил его, что случилось и смогу ли я помочь. Он ответил, что все расскажет нам, когда успокоится, и что не стоит пятнать слабостью благородство. Поэтому я ушел, оставив учителя плакать в одиночестве.
В Миезе зимнее солнце быстро закатывалось за гору, но восточные вершины Халкидики еще сохраняли отблески его света. Вокруг дома темноту рассеивала белизна снега. Время ужина еще не наступило; в большом зале, с его облупившимися розовыми и голубыми фресками, вокруг пылающего в очаге огня сидели все ученики Аристотеля, судача о лошадях, женщинах и друг друге. Александр и Гефестион, устроившись вдвоем на плаще из волчьих шкур, присланном Олимпиадой, придвинулись ближе к окну, поскольку светильники еще не зажгли. Они читали «Киропедию» Ксенофонта – в это время вторую, после Гомера, любимую книгу Александра.
– «И она не смогла удержать своих слез, – читал Гефестион, – стекавших по одежде к ее ногам. Тогда старший из нас сказал: „Не бойся, госпожа. Нам известно благородство твоего мужа. Но мы избрали тебя для человека, который не уступает ему ни в красоте, ни в могуществе, ни в силе разума. Если и есть совершенный человек, то это Кир; ему ты и будешь принадлежать“. Когда же она услышала это, то громко зарыдала, уронив на землю пеплос, и ее слуги плакали вместе с ней, тогда как мы видели ее лицо, шею и руки. И дозволь мне сказать тебе, Кир, мне и всем остальным показалось тогда, что среди смертных женщин Азии еще не было столь прекрасной. Ты убедишься в этом, когда увидишь ее сам. „Нет, клянусь богами, – сказал Кир. – Особенно если она так хороша, как вы говорите“». Ребята все время спрашивают меня, – сказал Гефестион, отрываясь от книги, – почему Кассандр не возвращается.
– Я сказал Аристотелю, что он предпочел войну философии. Не знаю, что он сказал своему отцу. Кассандр не мог вернуться с нами, фракийка сломала ему два ребра. – Александр потянул из складок плаща другой свиток. – Вот эту часть я люблю. «Держи в уме, что одни и те же тяготы по-разному выносят полководец и простой солдат, хотя их тела сотворены из одинаковой плоти; но высокое положение полководца и знание, что ничто из совершенного им не останется незамеченным, понуждают его проявлять большую стойкость». Как это верно. Эту книгу надо выучить.
– Мог ли настоящий Кир быть таким, как у Ксенофонта?
– Персидские изгнанники признавали, что он великий воин и благородный царь.
Гефестион заглянул в свиток:
– «Он приучал своих товарищей
