Гигона, моря Каспийского и Волги. Прежде счастливого открытия Васка де-Гамы товары индейские шли в Европу или Персидским заливом, Евфратом, Черным морем, или заливом Аравийским, Нилом и морем Средиземным; но португальцы, в начале XVI века овладев берегами Индии, захватив всю ее торговлю и дав ей удобнейший путь океаном, мимо Африки, употребляли свою выгоду во зло и столь возвысили цену пряных зелий, что Европа справедливо жаловалась на безумное корыстолюбие лиссабонских купцов. Говорили даже, что ароматы индейские в дальнем плавании теряют запах и силу. Движимый ревностию отнять у Португалии исключительное право сей торговли, генуэзский путешественник убедительно представлял нашим боярам, что мы в несколько лет можем обогатиться ею; что казна государева наполнится золотом от купеческих пошлин; что россияне, любя употреблять пряные зелья, будут иметь оные в изобилии и дешево; что ему надобно только узнать течение рек, впадающих в Волгу, и что он просит великого князя отпустить его водою в Астрахань. Но государь, как пишут, не хотел открыть иноземцу путей нашей торговли с Востоком. Павел возвратился в Италию по смерти Леона X, вручил ответную Василиеву грамоту Папе Адриану и в 1525 году вторично приехал в Москву с письмом от нового Папы, Климента VII, уже не по торговым делам, но в виде посла, дабы склонить великого князя к войне с турками и к соединению церквей: за что Климент, подобно Леону, предлагал ему достоинство короля. Сей опыт, как и все прежние, не имел успеха: Василий, довольный именем великого князя и царя, не думал о королевском, не хотел искать новых врагов и помнил худые следствия Флорентийского Собора; однако ж принял с уважением и посла и грамоту, честил его два месяца в Москве и вместе с ним отправил в Италию гонца своего Димитрия Герасимова, о коем славный Историк того века Павел Иовий говорит с похвалою, сказывая, что он учился в Ливонии, знал хорошо язык латинский, был употребляем великим князем в посольствах шведском, датском, прусском, венском; имел многие сведения, здравый ум, кротость и приятность в обхождении. Папа велел отвести ему богато украшенные комнаты в замке Св. Ангела. Отдохнув несколько дней, Димитрий в великолепной русской одежде представился Клименту, поднес дары и письмо государево, наполненное единственно учтивостями. Великий князь изъявлял желание быть в дружбе с Папою, утверждать оную взаимными посольствами, видеть торжество христианства и гибель неверных, прибавляя, что он издавна карает их в честь Божию. Ждали, что Димитрий объявит на словах какие-нибудь тайные поручения государевы: он занемог в Риме и долго находился в опасности; наконец выздоровел, осмотрел все достопамятности древней столицы мира, новые здания, церкви; хвалил пышное служение Папы, восхищался музыкою, присутствовал в Кардинальном совете, беседовал с учеными мужами и в особенности с Павлом Иовием; рассказывал им много любопытного о своем отечестве; но, к неудовольствию Папы, объявил, что не имеет никаких повелений от Василия для переговоров о делах государственных и церковных. – Димитрий возвратился в Москву (в июле 1526 года)