к Василию воеводу своего, Петра Кишку, и маршалка Богуша, которые вслед за графом Леонардом и Герберштейном приехали в нашу столицу. Великий князь был в Можайске, увеселяясь звериною ловлею: там и начались переговоры. Король возобновил старые требования на все отнятое у Литвы Иоанном, называя и Новгород и Псков ее достоянием; а мы хотели Киева, Полоцка, Витебска. Посредники, епископ Скаренский, Леонард и Герберштейн, советуя обеим сторонам быть умереннее, предложили Василию уступить королю хотя половину Смоленска: Бояре объявили сие невозможным; отвергнули и перемирие на двадцать лет, желаемое Сигизмундом; согласились единственно продолжить оное до 1533 года, и то из особенного уважения к императору и Папе, как изъяснился великий князь, жалуясь на худое расположение короля к истинному миру и нелепость его требований. Споры о наших границах с Литвою остались без исследования, а пленники в заточении. Послам Сигизмундовым была и личная досада: за столом великокняжеским давали им место ниже римского, императорского и самого фердинандова посла. Утверждая перемирную грамоту, Василий говорил речь о своей приязни к Папе, Карлу, эрцгерцогу; о любви к тишине, справедливости, и проч. На стене висел золотой крест: Думный боярин, сняв его, обтер белым платом. Дьяк в обеих руках держал хартии договорные. Великий князь встал с места; указывая на грамоту, сказал: «исполню с Божиею помощию»; взглянул с умилением на крест и, тихо читая молитву, приложился к оному. То же сделали и литовские чиновники. В заключение обряда пили вино из большого кубка. Государь снова уверял послов в своем дружестве к Клименту и к Максимилиановым наследникам; обратился к панам литовским, кивнул головою, велел им кланяться Сигизмунду и желал счастливого пути. Они все вместе выехали из Можайска, а за ними наши послы: Трусов и Лодыгин в Рим, Ляпун и Волосатый к императору и к эрцгерцогу, Окольничий Лятцкий к Сигизмунду. – Хотя король утвердил договор и клятвенно обязался быть нашим мирным соседом, но взаимные жалобы не могли прекратиться до самой кончины Василиевой; ибо литовцы и россияне пограничные вели, так сказать, явную всегдашнюю войну между собою, отнимая земли друг у друга. Тщетно судьи с обеих сторон выезжали на рубеж: то литовские не могли дождаться наших, то наши литовских. К неудовольствию Сигизмунда, Василий принял к себе князя Федора Михайловича Мстиславского, выдал за него дочь сестры своей, Анастасию, сносился с господарем молдавским, неприятелем Литвы и задержал (в 1528 году) бывших у нас королевских послов, сведав, что в Минске остановили молдавского на пути его в Россию. Король не хотел именовать Василия великим государем, а мы не хотели называть короля российским и прусским. По крайней мере пленников наших и литовских, в силу перемирия, продолженного еще на год, выпустили из темниц и не обременяли цепями как злодеев.
Вследствие одной из достопамятнейших государственных перемен в мире, Швеция, после долговременного неустройства, угнетения, безначалия,