style="font-size:15px;"> Страшно тогда было так, что и сейчас вспомни – и волосы на голове шевелятся.
Как же он тогда ненавидел отца!
Каким же он был дураком!
Казак рывком прыгнул с крыльца – деревянная нога почти не мешала ему двигаться. Свистнула сабля, и Грегори едва успел отвести удар ножнами – ему нравился этот способ боя, подсмотренный Остафием в бесконечных войнах коалиций, то ли у французов и австрийцев, то ли у турок и персов.
Заметались сабли, сшибаясь над плотно вытоптанной травой двора, кружились бойцы, стараясь достать друг друга оружием.
Краем сознания, отбивая очередной удар казака и целясь хотя бы обозначить ему угрозу, Гришка отметил, что на ножнах уже много засечек от сабельного клинка – и неудивительно, они уже с год как по двору пляшут.
Посреди двора стояла телега с длинными дрогами, и оглобли прятались в спутанной траве.
Грегори едва не споткнулся, подпрыгнул вверх и назад, перепрыгивая и через оглоблю, и через провисший ременный тяж, присел, пропуская над головой клинок сабли – в прошлом году Остафий ещё сдерживал саблю, понимая, что «неук» может и не успеть отбить или уклониться, а в этом году рубил почти по-настоящему. Попятился, споткнулся о вторую оглоблю, повалился назад, в траву – сабля, глухо звякнув, оставила засечку на оглобле в вершке от его пятки. Барчук рывком поджал ноги – хоть опасности уже и не было, а только ноги сами сработали. Перекатился, вскочил на ноги – казак, ковыляя, перешагнул обе оглобли и уже опять был рядом.
Грегори выпрямился, отклоняя летящую прямо ему в голову холодную сталь ножнами, провернулся вправо и обозначил удар саблей под рёбра наставника.
– Шабаш, – выдохнул казак, посмеиваясь. По его лбу обильно тёк пот (и немудрено, на такой-то жаре), стриженные в кружок волосы намокли и прилипли ко лбу и вискам. – Молодцом, парнёчек, молодцом. Красно сегодня бьёшься.
Он попятился к телеге, рывком уселся на неё, свесив ноги через грядку. Бросил саблю в ножны, вытер пот рукавом.
– А староват я стал всё-таки таким козелком-то скакать, – признался он, улыбаясь и расправляя усы. – Поди-ка в хату, принеси жбан с квасом, он в уголке стоит, утром только с ледника принёс.
Пили квас.
Отдувались, утирали пот.
Грегори присел на оглоблю, вытянул ноги и привалился плечом к переднему колесу. От невысокой соломенной кровли дома падала короткая тень.
– Тальник рубил сегодня? – строго спросил вдруг дядька, протягивая жбан воспитаннику. Чуть задержал в своей руке.
– Нет, – помедлив, признался Гришка, опуская глаза. – Совсем забылось. Вечером.
– Вечером – вдвое, – строго сказал казак, выпуская, наконец, жбан. – Не полсотни прутьев, а сотню.
Барчук только согласно кивнул и припал губами к краю жбана. Оторвался и, отдышась, поставил опустелый жбан в траву около колеса:
– Добрый
