ещё кому-то из соседей, послезавтра – ещё кому-то…
Грегори покосился на наставника – тот невозмутимо сгорбился на телеге, курил, на крики с соседнего двора даже ухом не повёл.
Привык, должно быть.
– Дядька Остафий… – спросил вдруг Грегори, невесть с чего решась спросить то, о чём хотелось спросить давно. – А у тебя, дядька Остафий, семья есть?
– Семья, – задумчиво протянул дядька, чуть усмехаясь и пряча трубку в кисет грубой домоткани на поясе. – Нет семьи. Была, вестимо…
– А… – Грегори проглотил лезущий на язык вопрос.
– Куда девалась? – понял дядька недоговорённое. И обронил короткое слово. – Воспа.
Гришка сглотнул и промолчал. Перевёл взгляд на дядьку – не обидел ли чем казака. Остафий же рывком соскочил с тележной грядки, привычно и едва заметно поморщился, когда боль толкнулась в культе, подхватил с телеги саблю.
– Ладно. Хватит на сегодня.
Правый рукав его рубахи задрался, открывая едва различимый тоненький белый шрам на запястье.
– А вот это что, наставниче? – вдруг заинтересовался Грегори. Никогда раньше этого шрама он не видел, а если и видел, то не замечал. Не сабля, не штык, не пуля, а для случайного пореза вроде бы великоват.
– Это? – Остафий покосился на запястье, чуть смущённо усмехнулся, но одёргивать рукава не стал. – Это мы с дружком моим побратались…
– Как это? – не понял Гришка, чуть вздрогнув.
– Ну… – казак на несколько мгновений замялся. – Про крестовых братьев слышал ли?
– А как же! – воскликнул Грегори, начиная понимать. – Ты ж мне и рассказывал.
– Ну вот, а это на крови побратимство, когда кровь смешивают, – пыхнув трубкой, пояснил Остафий. – Мы с дружком моим, Филькой Сурядовым, вёшенцем, ещё мальчишками побратались. И крестами поменялись, и кровь смешали… руки порезали, и друг к другу прижали, чтоб кровь перемешалась, и из ранки друг у друга кровь высосали. Такое побратимство крепче родного братства иной раз бывает.
– Когда это было-то? – с лёгкой завистью спросил Гришка.
– А… – протянул казак с внезапной неохотой. – Давно. Во времена Екатерины Алексеевны ещё, в Крыму, когда ханство к ногтю брали.
– Так сколько ж тебе лет, наставниче? – несколько оторопело спросил Грегори.
– Да уж на седьмой десяток поворотило, – довольно и чуть грустновато ответил Остафий, выколачивая трубку. – Дружка моего и побратима, Фильку, в Карабахе кызылбаши зарезали при государе Павле Петровиче, и вместе с семьёй… а я вот живу.
– Расскажешь? – жадно спросил Грегори.
Не удержался.
2
– Алла акбаааар!
Протяжный вопль упал с минарета на каменистую землю, растёкся ленивым потоком по пыльной улице тягуче ворочаясь между четырёхскатными кровлями карадамов
