на животе, такой красивый и беззащитный, что у нее сжалось сердце. Во время их путешествия в Париж ему пришлось отвлечься, чтобы подавить мятеж в Орлеане. Опытные командиры Рауль де Вермандуа и Тибо Шампанский давали ему советы, но всю ответственность он взял на себя, и восстание было успешно подавлено. Эта победа придала Людовику уверенности и решительности, что ему очень шло.
Она переместила руку ниже, поглаживая его по спине. Он открыл глаза, потянулся и с сонной улыбкой перевернулся, притянув ее к себе, чтобы поцеловать.
– Ты такая красивая, – пробормотал он.
– Ты тоже, муж мой.
Он был возбужден после сна, и она воспользовалась этим, усевшись на него с озорным блеском в глазах.
Его глаза округлились, ведь так поступать – грех. Он охнул, но не оттолкнул ее. Двигаясь на муже, ощущая, как он входит в нее, Алиенора наслаждалась своей властью. За два месяца, прошедших со дня свадьбы, она привыкла к постельному долгу, стала получать от этого удовольствие и даже ощущать в нем необходимость. Признаков беременности пока не было, но они с Людовиком были уверены, что ждать осталось недолго. Когда Людовик выгнулся под ней и выплеснул в нее семя, она сжала бедра, вскрикнув от удовольствия.
Они лежали рядом, приходя в себя, и Алиенора уткнулась носом Людовику в плечо. Она горько улыбнулась от мысли, что слуги уже спешат доложить Аделаиде: молодые король и королева еще не встали и выполняют супружеский долг. Аделаида будет в напряжении, надеясь, что они с Людовиком зачали ребенка, и в то же время будет завидовать тому, как много времени проводят вместе молодые, на что ей никак не повлиять.
Свекровь стремилась удержать власть под видом обучения Алиеноры этикету французского двора и подготовки к официальной церемонии коронации в Бурже, назначенной на декабрь, однако частенько напоминала огрызающуюся собаку, постоянно критикуя одежду, манеры, походку и укоряя за время, потраченное на украшение личных покоев, и легкомыслие, когда невестке следовало бы молиться. Алиенора оставалась неизменно вежлива и сдержанна в присутствии свекрови, но ее глубоко возмущала такая бесцеремонность пожилой женщины.
Людовик сел на постели.
– Мне пора, – неохотно произнес он. – Аббат Сугерий ждет, я и так уже пропустил первую молитву.
– Кому-то всегда приходится ждать, – ответила Алиенора, покачав головой. Она приложила ладонь к его спине, чтобы задержать мужа хоть на мгновение. – Возможно, после коронации нам стоит подумать о возвращении в Пуатье.
Он нетерпеливо взглянул на нее.
– Там есть верные подданные, которые будут держать нас в курсе; здесь слишком много дел.
– И все же надо об этом подумать, – упорствовала Алиенора. – Мы герцог и герцогиня, а также король и королева, и нам пришлось слишком быстро уехать в Париж. У наших подданных не должно сложиться впечатление, что мы их забыли.
Он отвернулся, пряча глаза.
– Я спрошу Сугерия и
