тот лежал на земле и не двигался. Доктор взгромоздил его к себе на спину и направился к замку. Там Клауса знали, но через ворота впускать отказались, посоветовав черный ход. Когда они прибыли на место, больной очухался.
– Не очень-то вы любопытны, – заметил Клаус.
– Пусть это остается вашей тайной.
– А вам не интересно? Нет?
Вид у Клауса был потрепанный, на скуле красовался багровый синяк. В кабачке он рассказывал про друга, которого убили во Франции.
– Мы тут не привыкли хныкать.
«Но он не сражался на фронте, и друзей у него нет и в помине, – потом сказал Агосто. – Поверьте, я его хорошо изучил».
Клаус с удовольствием рассказывал о своей жизни в замке, но Пустовойта интересовали новости с фронта.
– Откуда мне их знать, если я живу в Каринтии. Могу раздобыть папиросы и плитки жевательного табаку. А вам для себя?
– Нет. Один товарищ страдает без курева. А себе я бы взял небольшой револьвер вроде «Бульдога».
– Это не оружие, а ерунда. Я могу кое-что получше, устроить вас на работу в замок.
Клаус взялся выполнить поручение – съездить на станцию Грумау и доставить багаж, который там остался после аварии. Доктор описал, как выглядели вещи. Документы из саквояжа требовались ему в первую очередь, а главное – свидетельство, выданное германским медицинским обществом, которое позволяло практиковать в Европе. Увы, поездка не увенчалось успехом, зато Клаус доставил папиросы.
– Ваше имущество под замком у начальника станции. Я предоставил ему письмо с перечнем багажа, но он все равно не поверил. Зато мне удалось узнать кое-что интересное. Проводник с фамилией Фридеман…если вы не спутали имя…
– Я точно помню, как его звали Николас Фридеман.
– В таком случае, он уехал, так что не стоит на него рассчитывать. Да и мне пора, дела.
Больше он не появлялся, хотя доктор часто заходил в кабачок, но никого, кроме Безродова, не встречал. Сергей Гаврилович прибыл на фронт в числе вольноопределяющихся, но военная служба не сложилась, и через четыре месяца он попал в плен. При каких обстоятельствах это произошло, Безродов умалчивал.
– Все, что наговорил обо мне Клаус – неправда, – предупредил он.
– Откуда вы знаете, о ком мы разговаривали?
– Знаю. Как и то, что у вас с ним приватные дела. Вы ведь для того и пришли сюда, верно?
Его наблюдательность являлась следствием болезненной обидчивости, а та происходила от одиночества, которое его тяготило. В замке имелись еще соотечественники, однако он предпочитал не иметь с ними ничего общего. Так, указав на бедно одетого человека, куда-то спешащего, он сказал, что это серб Орехович, бывший учитель математики. Также попал в плен.
Пустовойт улыбнулся. Орехович, проходящий мимо, улыбнулся ему в ответ.
Серб был единственным приветливым знакомым из его нового окружения, прочие жители городка смотрели на доктора с откровенной враждебностью. Будь доктор опытней, он бы решил,
