действующих постов. А когда звонки прекратились и в помещении воцарилась тишина, лейтенант задал вопрос, который мучил всех присутствующих в подземном штабе.
– Товарищ генерал, что могло остановить тварей, которых даже пули не останавливают?
– Не знаю, – честно ответил генерал и, опустив руку в нагрудный карман кителя, достал портсигар. – Может, бог из машины…
«То ли еще будет!» – с грустью подумал он и нервно закурил.
В это время куб, стоящий за спинами офицеров, перестал мерцать умиротворенным зеленым светом и, покрывшись холодным инеем, стал однотонно-черным.
* * *
Звуки… Звуки? Звуки!
Лежа на спине, Закурдаев положил грязную ладонь на глаза, прикрывшись от безжалостно-палящего солнца, и задумался. Плеск воды о плот, поскрипывание крепко сжатых бревен и пенопласта да ранний Velvet Underground в шальной голове. И… все! Ни дуновения ветра, ни стонов кровососов, ни писка, ни смеха. Рай на земле, да и только! Рай ада. Позади Большой Каменный мост, слева, наверное, уже руины Воспитательного Дома, Котельническая набережная, справа – чудом уцелевшие стены Кремля. Интересно, что там за ними? Какие твари на этот раз примеряют шапку Мономаха и бьют в Царь-колокол? Впереди перекошенный шпиль Универа, а чуть ближе – Храм Христа-Спасителя.
«Интересно получается – в столице полжизни, а у Храма не бывал никогда»…
Закурдай приоткрыл глаза, покосился налево-направо: ничего, кроме серых облупленных стен набережной. Кое-где – граффити из прошлого.
Звуки. Их отсутствие немного напрягало бывшего банкира Закурдаева, но в большей степени радовало. За последние три дня он убил семерых – это больше, чем за последние двадцать лет, куда больше. И куда проще, чем «заказывать» конкурента. Закурдай вспомнил, что сегодня – 19 июля, день Москвы-реки, большой когда-то праздник. Символично, что именно в этот день он, бывший столичный банкир Павел Иванович Закурдаев, инвестор Воронежской областной типографии и Нижегородского яхт-клуба, владелец еще кучи всякого хлама по всей стране, гроза «хамовнических» и «люберецких», покидает опостылевшую столицу. На самодельном плоту, со скарбом и обрезом, в сапогах, стянутых с какого-то военного, упавшего с крыши торгового центра «Атриум», в его же зеленой кепке, в джинсах, снятых с манекена в ГУМе, плывет он по течению вон из проклятой Москвы, к лучшим другим берегам.
На секунду Закурдаеву показалось, что справа на набережной что-то рыкнуло. Показалось! Затем и слева что-то как будто щелкнуло, еще раз, уже громче. Зашипело, зашуршало, но не громко. Справа будто мотор завелся – но какие здесь моторы?! Здесь, в логове апокалипсиса, столице России?!
Закурдаев присел, присмотрелся; слепящее солнце и высокие берега набережной не давали ему рассмотреть, что там за движение вдоль кремлевской стены. Вот уже и напротив стены звуки усилились – будто тысячи тихих веников метут по разрушенному асфальту. Нет, уже не тихих, уже не веников, уже…
Справа к одному мотору присоединились звуки других
